Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - [58]

В этот самый момент на Фердинанда посыпались запросы на покупку конфискованных земель. Верные дворяне и многие богатые купцы предлагали ему цену, когда-то справедливую по пражским деньгам, и он теперь не мог от них отказаться, не дезавуировав собственную валютную систему. Одно дело – продать земли, а другое – использовать деньги; Фердинанд принимал собственные монеты, но его солдаты бросали их обратно в лицо офицерам, потому что местные крестьяне не брали их в обмен на предметы первой необходимости. По всей Чехии торговля почти прекратилась, крестьяне не желали снабжать города продуктами питания, армия находилась на грани мятежа, жители городов голодали, а спекулянты, среди которых был и Лихтенштейн, пополнили ряды самых богатых людей в Европе. В Рождество 1623 года Фердинанд произвел девальвацию и разорвал контракт. К тому времени большая часть конфискованной земли была продана в среднем меньше чем за треть от обычной цены. Его первый шаг к финансовой безопасности закончился катастрофой, потому что он не только не сумел воспользоваться выгодой от конфискации, но и довершил экономический крах Чехии. Богатства, прежде широко распространенные среди трудолюбивого крестьянства и активного городского населения, в результате политических гонений и губительных последствий инфляции сосредоточилось в немногих неразборчивых руках. В качестве источника доходов для империи Чехия стала бесполезной.

С политической точки зрения Фердинанд добился лишь одного небольшого преимущества: многие лишились личных состояний, а безжалостная конфискация земель полностью или частично разорила почти все муниципалитеты; даже если его правительству угрожала нищета, по крайней мере, он расправился с беспокойным и придирчивым купеческим классом и убрал преграду между правителем и народом. За два года с небольшим одна из самых прогрессивных и коммерциализированных стран Европы откатилась на два века назад, и перед деспотизмом открылись все дороги.

Кроме того, некоторый политический успех принесло и перераспределение земель. На смену ведущей протестантской аристократии пришли люди, безупречно преданные католичеству, чье право на землю зависело от поддержки властей, которые им ее и дали. Сам Лихтенштейн купил десять поместий, а Эггенберг – восемь. Но один человек превзошел всех своей готовностью скупать землю. Альбрехт фон Вальдштейн, или, как его звали для благозвучия, Валленштейн, военный комендант Праги, набрал не менее шестидесяти шести поместий, самыми важными из которых были герцогство Фридлант и город Йичин.

В 1623 году Валленштейну было 40 лет; сын мелкого землевладельца-протестанта, он рано осиротел и воспитывался в лютеранской вере в знаменитой школе Альтдорфа (Альтдорф-бай-Нюрнберг), пока администрация не потребовала его исключить, и не без оснований, поскольку он как-то раз участвовал в драке, окончившейся убийством, а однажды чуть не убил своего слугу. Поездка в Италию и обращение в католичество охладили его чрезмерно возбудимый нрав, и, когда ему было слегка за двадцать, Валленштейн угомонился и взялся делать карьеру. При императорском дворе он сблизился с партией Фердинанда, когда тот еще был эрцгерцогом Штирийским. Затем он женился на богатой вдове, которая вскоре умерла, оставив его богатым человеком. Когда он таким образом заложил основу для общественного положения и личного состояния, ему оставалось только беречь и взращивать свои ресурсы, не упуская удобных случаев. В финансовых делах он проявлял благоразумие и осмотрительность, которые росли вместе с его богатством, и, если он и не испытывал интереса к земле, помещик из него получился исключительно хороший. Он максимально развивал свои владения, создавал, где была такая возможность, промыслы в городах, внимательно следил за сельским хозяйством, строил хранилища для собранных излишков, вывозил продукты на продажу и в то же время повышал производительность своих крестьян, открывая учебные и медицинские заведения, оказывая помощь неимущим и делая запасы на случай голода. Его столица в Йичине была достойна созданного им государства; он сам выстроил там дворец и церковь и ссужал горожан деньгами под умеренный процент, чтобы те перестраивали свои дома по его планам.

Граф Валленштейн имел вкус к роскоши, но роскоши мрачноватой, и окружавшая его обстановка производила впечатление скорее благодаря точности, с которой он все устроил, порядку и размеренности его хозяйства, чем показной дороговизне. Он не был всеобщим любимцем; высокий, худой, отталкивающей внешности – его лицо на сохранившихся до нас невыразительных портретах совсем не располагает к себе. Никто из великих мастеров не писал его[43], а художники, пытавшиеся изобразить его угрюмый облик, соглашаются друг с другом лишь в некоторых деталях. Неправильные черты лица, высокие скулы и длинный нос, тяжелый подбородок, толстая, оттопыренная нижняя губа – все это более-менее присутствует на всех картинах. Более поздние портретисты обращали себе на пользу драматичный потенциал этого до странности несимпатичного лица, ведь, когда Валленштейн стал великим, все подробности его поведения и наружности стали общественным достоянием – его неукротимый нрав, пренебрежение к человеческим жизням, вспыльчивость, неизменное целомудрие, вера в астрологию. Со временем он сам стал культивировать эффектный образ, одеваясь в причудливую мешанину всех европейских мод и облегчая привычно темный наряд поясом или плюмажем неожиданного и кричащего красного цвета. Столь же яркими губами на бледном, сухом лице он, возможно, был обязан не только природе. Однако, если лишить его искусственных черт, придуманных им позднее, кем был Валленштейн в 1623 году, если не бессовестным, хотя и талантливым, карьеристом? Ни вспыльчивость, ни приступы слепой ярости, которым он был подвержен, ни нетипичное целомудрие, ни вполне типичная вера в астрологию не являются признаками исключительного величия или особой загадочности.