Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства - [77]

В начале 30-х годов ключевая роль в развитии Тридцатилетней войны выпала на долю Швеции. Не столько благодаря своей силе, сколько из-за своего стратегического положения Швеция оказалась вершителем судеб Европы. Англия и Дания в конце 20-х годов вышли из игры, Франция против Испании имела превосходного союзника — Голландию, но против Империи союзника не имела, несмотря на напряженные дипломатические усилия. Османская империя была слишком связана персидскими делами, и повернуть ее против Империи французской дипломатии так и не удалось до конца Тридцатилетней войны.

Иное дело Швеция — она сама мечтала ринуться на Империю, так как с нараставшей тревогой следила за габсбургско-католическими приготовлениями к «похищению Европы». Густав-Адольф, уже «отнявший море», по его собственным словам, у Московского государства (по Столбовскому миру 1617 г.) и приближавшийся к тому же результату в ожесточенной войне с Речью Посполитой, не только зарился теперь на принадлежавшее Империи померанское побережье Балтики, но беспокойно оглядывался на Габсбургов, готовых лишить его всех приобретений и даже короны. Император, по словам Густава-Адольфа, «метил в самое сердце Шведского государства»[140].

Но повернуть оружие против Империи, не окончив войны с Речью Посполитой, было бы, по мнению Густава-Адольфа, безумием, о чем он сообщил еще в 1626 г. английским, голландским и бранденбургским дипломатам. Густав-Адольф был убежден в возможности быстро достигнуть окончательного разгрома поляков.

Однако в габсбургском лагере тоже видели эту перспективу. Валленштейн смертельно боялся вмешательства Густав а-Адольф а в войну в Германии. Еще на Брюссельском конгрессе габсбургской коалиции в 1626 г. было решено оказывать Польше тайную военную помощь, чтобы связать силы Швеции. С 1627 г. значительная часть армии Валленштейна находилась в Померании, чтобы оттуда помогать полякам; в портах Померании сжигались шведские корабли. В 1629 г. 10-тысячный корпус под командованием Арнима действовал в Пруссии совместно с войсками Сигизмунда III против шведов. Таким образом, план Густава-Адольфа быстро окончить войну с Польшей был сорван. Но уже в 1628 г. и Густав-Адольф втянулся частично в войну с императором, оказав в союзе с датчанами посильную помощь осажденному померанскому порту Штральзунду против армии Валленштейна.

Это событие окрылило Ришелье новыми надеждами и придало новую энергию его дипломатии. Правда, сохранить в антигабсбургской коалиции Данию, непоправимо разбитую, он в конце концов не смог. Но он всячески стремился поддержать ее дух и одновременно принялся за основную задачу — вовлечь в войну с Империей Швецию.

Эта задача была по-прежнему исключительно трудна. Во-первых, Швеции недоставало средств для найма и содержания войск, ее казна была пуста. Этому Ришелье мог помочь, предоставив ей крупные субсидии из французской казны. Во-вторых, надо было во что бы то ни стало примирить Швецию с Польшей — положение в Европе не позволяло уже дольше ждать. Но как их примирить? Голландские и бранденбургские посредники пытались этого добиться в 1627 и 1628 гг., но безрезультатно. Следовательно, Ришелье надлежало обратить свой дипломатический талант на распутывание весьма сложных противоречий в далекой Восточной Европе. Не погрузившись в восточноевропейскую политику, он не разрешил бы и общеевропейской проблемы организации антигабсбургской коалиции.

Сам Ришелье так изложил это в своих мемуарах: Густав-Адольф был «новым восходящим солнцем» в Северо-Восточной Европе. Французский король «обратил свой взор на этого юного государя, дабы попытаться использовать его для отвлечения со временем большей части сил императора и тем помешать императору вести несправедливую войну в Италии и Франции и отвратить его тем ужасом и злом, которые тот ему причинит, от намерения подавить общественную свободу… Многие князья Империи, несправедливо лишенные своих государств оружием императора, смотрели на шведского короля, как моряки смотрят на север. Однако он был занят войной с Польшей. И хотя он имел довольно смелости и честолюбия, он должен был быть избавлен от этого врага, прежде чем приобрести другого, да еще такого, как Австрийский дом»[141]. Ришелье удалось выполнить эту задачу. В сентябре 1629 г. при французском посредничестве в Альтмарке между Швецией и Польско-Литовским государством было заключено перемирие на шесть лет. Густав-Адольф мог обратиться против Габсбурга.

Многие историки считают это перемирие самым блестящим дипломатическим достижением Ришелье. «Какая это была, — восклицает Лампрехт, — несравненная фигура, этот шведский король, на шахматной доске французской политики, столь враждебной Габсбургам! Он мог, если только у него будут развязаны руки, из своего уголка громко и решительно провозгласить: шах императору! Поэтому французская политика сделала образцовый, мастерский ход, когда в 1629 г. при ее посредстве между Швецией и Польшей было заключено благоприятное для Швеции шестилетнее перемирие»[142]. Можно было бы привести множество таких восторженных оценок историками дипломатического мастерства Ришелье в связи с Альтмаркским перемирием