Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается - [157]

– Перестаньте, – сказала наконец Кит, когда слезы ее начали иссякать. – Перестаньте толкать плот. Я не могу больше жить.

– Нет, мы должны продолжать жить, – возразила Вайолет.

– Мы почти уже на берегу, – добавил Клаус.

– Отмель затапливает, – проговорила Солнышко.

– Пускай затапливает, – отозвалась Кит. – Я больше не могу, Бодлеры. Я потеряла слишком много близких – родителей, моего любимого и моих братьев.

При слове «братья» Вайолет кое-что вспомнила и, сунув руку в карман, достала роскошное кольцо, украшенное инициалом «Р».

– Иногда потерянные вещи находятся в самых неожиданных местах, – сказала Вайолет и поднесла кольцо к глазам Кит.

Отчаявшаяся женщина сняла перчатки и взяла кольцо дрожащей рукой.

– Оно не мое, – сказала она. – Оно принадлежало вашей маме.

– А до этого оно принадлежало вам, – сказал Клаус.

– Его история началась еще до нашего рождения, – отозвалась Кит, – и продолжится после нашей смерти. Передайте кольцо моему ребенку, Бодлеры. Пусть он станет частью моей истории, даже если сразу осиротеет и останется один-одинешенек в целом мире.

– Он не останется одинешенек, – с возмущением возразила Вайолет. – Если вы умрете, Кит, мы вырастим вашего ребенка как своего.

– Лучшего я и желать не могу, – тихо ответила Кит. – Назовите новорожденного именем кого-то из ваших родителей, Бодлеры. В обычае нашей семьи давать ребенку имя кого-то из умерших.

– В нашей тоже, – сказала Солнышко. Она вспомнила, как отец сказал ей это, когда она спросила, как ее зовут.

– Наши семьи всегда были тесно связаны, – сказала Кит, – хотя нам и пришлось жить вдали друг от друга. Но теперь мы наконец вместе, как одна семья.

– Тогда давайте мы вам поможем, – сказала Солнышко, и Кит Сникет, всхлипывая и задыхаясь, кивком дала согласие, и Бодлеры принялись толкать громаду приоритетных вещей к берегу острова, куда в конце концов прибивает все.

В это время большая лодка исчезла за горизонтом, и дети в последний, насколько мне известно, раз бросили взгляд на островитян. Потом они уставились на книжный куб и попытались сообразить, каким образом раненой, беременной и отчаявшейся женщине удастся перебраться в безопасное место, чтобы родить ребенка.

– Вы можете спуститься вниз? – спросила Вайолет.

Кит помотала головой.

– Больно, – сказала она хриплым, сдавленным голосом.

– Мы можем отнести ее, – предложил Клаус, но Кит снова покачала головой:

– Я слишком тяжелая. Вдруг вы меня уроните и ребенок пострадает?

– Мы можем что-нибудь изобрести, на чем доставить вас на берег, – сказала Вайолет.

– Да, – подхватил Клаус, – мы сбегаем в чащобу и найдем что-нибудь полезное.

– Уже некогда, – проговорила Солнышко, и Кит согласно кивнула.

– Ребенок вот-вот родится, – сказала она слабым голосом. – Найдите кого-нибудь, кто бы помог вам.

– Мы тут одни, – ответила Вайолет, но в ту же минуту она и остальные Бодлеры повернули головы в сторону пляжа – туда, где они когда-то нашли плот, – и увидели, как из палатки Ишмаэля выбирается единственная личность, о которой они не пролили ни слезинки.

Солнышко соскользнула вниз, на песок, не выпуская из рук кастрюли, и трое Бодлеров побежали вверх по склону к судорожно передвигающейся фигуре Графа Олафа.

– Привет, сироты, – прохрипел он еще более скрипучим и грубым из-за действия мицелия голосом. Платье Эсме свалилось с его костлявого тела, он полз по песку в своей обычной одежде. Одной рукой он держал раковину с сердечным, а другой держался за грудь. – Вы явились склониться перед королем Олафленда?

– Нам не до ваших глупостей, – отрезала Вайолет. – Нам нужна ваша помощь.

Граф Олаф удивленно поднял бровь.

– Вам нужна моя помощь?! – спросил он. – Что же случилось со всеми здешними болванами?

– Они бросили нас, – ответил Клаус.

Олаф захрипел жутким образом, и дети не сразу поняли, что он смеется.

– Ну и как вам яблочки? – просипел он, желая в данном случае сказать: «По-моему, так ситуация исключительная».

– Мы дадим вам яблок, – Солнышко показала на кастрюлю, – если поможете.

– Не надо мне ваших яблок. – Олаф попытался сесть, все так же хватаясь за грудь. – Мне нужно ваше наследство, которое оставили вам родители.

– Наследства здесь нет, – ответила Вайолет. – И возможно, ни один из нас не увидит ни гроша из этих денег.

– Даже если бы деньги были здесь, – сказал Клаус, – вряд ли вы доживете до того, чтобы ими воспользоваться.

– Маккиав, – выпалила Солнышко, что означало – «ваше интриганство здесь бессмысленно».

Граф Олаф поднес к губам раковину, и Бодлеры заметили, что он весь дрожит.

– Тогда лучше я останусь тут, – хриплым голосом ответил он. – Я слишком много потерял, чтобы жить дальше, – моих родителей, любимую, приспешников, кучу денег, которых я не заработал, и даже лодку с моим именем.

Дети переглянулись, вспоминая, как они плыли вместе с ним в лодке и как им пришла в голову мысль столкнуть Олафа за борт. Если бы он тогда утонул, медузообразный мицелий не стал бы угрозой для острова, хотя смертоносный гриб все равно рано или поздно вынесло бы на берег, и если бы злодей погиб тогда, сейчас некому было бы помочь Кит Сникет и ее ребенку.

Вайолет встала коленями на песок и схватила злодея за плечи обеими руками.