Книга, которую вы держите в руках — если вы и вправду ее держите и руки у вас две, — одна из тех двух книг на всем земном шаре, которая разъяснит вам, чем слово «нервозный» отличается от слова «тревожный».
Вторая книга — это, конечно, же словарь, и читать я бы стал именно его, будь я на вашем месте.
Как и эта книга, словарь растолкует вам, что слово «нервозный» означает «чем-то сильно обеспокоенный». Если, например, на десерт вам предложат сливовое мороженое, вами непременно овладеет беспокойство, как бы мороженое не оказалось отвратительным на вкус. Тогда как слово «тревожный» означает «терзаемый гнетущей неизвестностью». Это мучительное чувство у вас непременно появится, если на десерт подадут живого аллигатора и вы не будете знать — успеете вы съесть свой десерт или же десерт съест вас. В отличие от этой книги словарь разъяснит вам смысл слов, смотреть на которые куда как приятней. В словаре встречаются такие слова, как «мыльный пузырь» «павлин», «каникулы», а также слова «казнь», «автор», «отменяется». Соединенные вместе, они составят предложение, которое будет всем радостно услышать. Итак, если вместо этой книги вы выберете словарь, то сможете спокойно пропустить объяснение слов «нервозный» или «тревожный» и читать только то, что не заставит вас всю ночь напролет рыдать и рвать на себе волосы.
Однако эта книга не словарь, и если вы опустите, читая ее, все, что связано со словами «нервозный» и «тревожный», считайте, что вы опустили самую приятную ее часть. Здесь нигде вы не найдете таких слов, как «мыльный пузырь», «павлин», «каникулы» или же, к моему глубокому сожалению, фразу об отмене казни автора. Вместо этого вам постоянно будут встречаться слова «горе», «отчаяние», «темные туннели», «переодетый Граф Олаф», «бодлеровские сироты в ловушке» и плюс ко всему этому целый набор жалобных слов и фраз, которые я даже не решаюсь здесь перечислить. Иначе говоря, чтение словаря может вызвать нервозность от страха, что вдруг он окажется невыносимо скучным. При чтении же этой книги вас непременно охватит тревога перед гнетущей неизвестностью, в которой все время и пребывали сироты Бодлеры. На вашем месте я бы выпустил эту книгу из всех имеющихся рук и пристроился где-нибудь со словарем, потому что все жалобные слова, которые я вынужден здесь употребить для описания прискорбнейших событий, вот-вот попадутся вам на глаза.
— Могу представить себе, как вы нервничаете, — сказал мистер По. Мистер По служил в банке, и под его попечительство попали бодлеровские сироты после гибели их родителей во время страшного пожара. Не без горечи я должен признать, что мистер По оказался не самым надежным попечителем. Бодлеры очень скоро поняли, что постоянным у мистера По был только кашель. Едва договорив фразу, он лез в карман за носовым платком и долго в него кашлял. Бесконечно мелькал белый платок мистера По — все, что видели Бодлеры, Вайолет, Клаус и Солнышко, когда стояли рядом с ним перед огромным многоквартирным зданием на Мрачном Проспекте в одном из самых фешенебельных районов города. Всего в нескольких кварталах отсюда прежде стоял их дом, большой особняк, но никто из троих Бодлеров раньше не бывал в этих местах. Они думали, что Мрачный Проспект всего лишь название улицы, не более того, как, например, улица Джорджа Вашингтона. Наименование улицы совсем не означает, что на ней жил Джордж Вашингтон. Но в тот предвечерний час дети вдруг поняли, что Мрачный Проспект вовсе не случайное, а очень точное описание этой улицы. Вместо привычных уличных фонарей, поставленных вдоль тротуара на одинаковом расстоянии, здесь росли гигантские деревья, каких дети никогда не видели, да и сейчас едва могли их разглядеть. Над толстыми колючими стволами нависали ветки, будто развешенное на просушку белье. Широкие, размашистые листья торчали во все стороны, а густая крона образовала над головами Бодлеров плотный лиственный потолок, не пропускающий света. После полудня прошло всего лишь несколько часов, а на улице была тьма, как вечером, разве что более зеленая. Вряд ли такой мрачный пейзаж мог поднять настроение бодлеровских сирот, когда они подошли к своему новому дому.
— Нет никакой причины нервничать, — сказал мистер По, засовывая носовой платок в карман брюк. — Допускаю, что некоторые из ваших прежних опекунов причинили вам мелкие неприятности, но я уверен, что мистер и миссис Скволор позаботятся о том, чтобы у вас был хороший, настоящий дом.
— Мы нисколько не нервничаем, — ответила ему Вайолет. — Нам не до нервов. Мы слишком встревожены.
— Нервничать или тревожиться — это одно и то же. А что, собственно, вас так тревожит?
— Естественно, Граф Олаф.
Вайолет уже исполнилось четырнадцать, и поэтому она, на правах старшей сестры, обычно вела переговоры со взрослыми. К тому же Вайолет была выдающимся изобретателем. У меня нет ни малейшего сомнения: не будь Вайолет в такой тревоге, она подвязала бы лентой волосы, чтобы они не лезли ей в глаза, пока она думает, и изобрела что-нибудь, отчего вокруг стало бы сразу светлее и веселее.
— Граф Олаф?! — Мистер По даже растерялся от неожиданности. — Выкиньте его из головы. Он никогда не отыщет вас здесь.