Тридцать семь и три - [4]
— Так точно, больной Парфентьев.
— Впервые слышу, — шутит Ефим Исаакович.
— Как же, доктор?.. — разводит бледные бухгалтерские ладони Парфентьев. — Я у вас состою.
И начинает быстро, очень складно докладывать о коликах, брожениях и дрожаниях в своем организме, заученно расстегиваясь и вытаскивая из брюк рубашку. Ефим Исаакович не слушает, просматривает историю болезни, после неохотно встает; вытянувшись на носках лакированных ботинок, приставляет к костлявой груди Парфентьева стетоскоп: не прослушать этого больного нельзя — и вправду серьезно заболеет.
— Я вас вылечу, — говорит Ефим Исаакович. — Вы больше других жить хотите.
Парфентьев радостно хихикает, усмехается Антонида, смешно мне, и Ступак наконец перестает мучить свой протез; а лейтенант Ваня, осмелев, придвинулся пилотную к Антониде, что-то бормочет в розовое ушко под белым чепцом; ее голубые проталины глаз сужаются, остреют, будто от слез, губы подрагивают, и кажется, — вот сейчас она прыснет в ладошки, расхохочется и убежит из палаты.
— Лейтенант, вам вредно волноваться, — Ефим Исаакович отстраняет Ваню, указывает пальчиком на стул.
Очередь Семена Ступака. Он рассказывает о своем самочувствии и опять мнет протез. Что за привычка? Мне уже по ночам мерещится этот деревянный скрип. И переживать Ступаку нечего особенно: несколько очажков на правом легком. Их залечат стрептомицином, фтивазином, паском, — все это он получает, и сердце прекрасно выдерживает. Обидно, что слишком много на одну душу досталось — другое дело. Но ведь могло и хуже быть.
Лейтенант Ваня говорит, что он здоров, ему пора выписываться и ехать в часть. А что «поддули» — так еще лучше: легкость во всем теле появилась, хоть подпрыгивай и летай.
— Буду летающий лейтенант.
Я смотрю на ярко конопатую грудь Вани и почему-то думаю о жене Ефима Исааковича. Она рыжая, рослая, с тоненькой талией и широким задом, даже больные старички третьей стадии оглядываются и смотрят ей вслед. Хочу представить, как они живут у себя на квартире, почему у них нет еще детей, вместе ли спят?.. Ведь она может нечаянно придавить Ефима Исааковича к стенке или столкнет на пол, и тогда послышится хруст, легкий звон: Ефим Исаакович разобьется, как дорогой сосуд.
Ваня натягивает рубашку, медленно, напрягая грудь, чтобы Антонида полюбовалась его мускулатурой. Под мышкой слева видны синяки: через каждые два-три дня Ване прокалывают иглой межреберье, плевру и подкачивают воздух. Ванино легкое, сжавшись наполовину, висит в воздушном мешке, почти не дышит, отдыхает, чтобы легче справиться с палочками Коха.
Ефим Исаакович поворачивается ко мне, снимает очки, отчего делается подслеповатым и беспомощным, достает носовой платок, подняв высоко полу халата. Он смахивает капельки пота со лба, зарывается в платок носом, трудно сморкается. И вдруг я понимаю: он не будет меня спрашивать и смотреть. От этого у меня холодеют руки, зябко становится в груди, и свет в окне делается желтым и далеким.
— Завтра к хирургу. В двенадцать. Советую согласиться.
Врач и сестра уходят. Минуту я сижу в пустоте, как после оглушающего взрыва, потом вижу: ко мне придвинулись, на меня смотрят лейтенант Ваня, Парфентьев, Семен Ступак. Из соседней палаты пришел толстяк Максим Коноплев, журналист из города Благовещенска. Пошептался с Валей, тоже пригорюнился. Я молчу, мне нечего сказать, все ясно: хирург предложит операцию — торакопластику, будет ломать мне ребра. Могу отказаться, но тогда и лечению конец. Порошки, уколы мне плохо помогают. Я должен подумать. Решиться и, может быть, стать навсегда здоровым или жить так, будто носишь за пазухой гранату с выдернутым кольцом. Я буду думать. А зачем им переживать, этим людям? Смешные! Вот только сейчас каждый волновался за себя, мучил доктора, на свой лад вымаливал у него исцеления, — теперь сидят, напуганные, поняв, что самый трудный больной — это я. И лейтенант Ваня примолк, смотрит в книгу, а глаза слепые. Максим Коноплев щелкает крышкой фотоаппарата (он, наверное, и спит с ним на шее), переводит затвор, — еще вздумает фотографировать меня, будто я обязательно умру. Ну что же ты, Ваня? Встань, скажи что-нибудь смешное. Выругайся, передразни Парфентьева: «Не-куль-турье!»… Расскажи, как на Квантуне ты ухаживал за «китайкой», как ты хотел поцеловать ее, а она испугалась — подумала, что ты хочешь ее укусить.
Я лег на кровать, закрыл ладонью глаза. Наверное, задремал. Кто-то входил и выходил, шептались, тихо хлопала дверь. Потом звякнули стаканы, забормотала бутылка, и Ванин голос рявкнул:
— Выходи строиться!
На столе в стаканах льдисто-холодно мерцал спирт, вокруг стола скромно, опустив по швам руки, стояли «тубики» палаты № 11, у двери дежурил Максим.
— Очередь номер один, — говорит Ваня, подает мне стакан, мы чокаемся, разом выпиваем.
Максим приоткрывает дверь, мы выскакиваем в коридор и, развивая скорость, несемся вниз по лестницам. Во дворе выбираем самый короткий путь, влетаем в дверь столовой, бежим на второй этаж и, почти задыхаясь, плюхаемся на стулья у своего обеденного столика. Спирт уже пылает внутри пожаром, его надо тушить, давить едой, и мы, как голодающие из концлагеря, набрасываемся на хлеб и закуску.
Герои А. Ткаченко живут в различных местах страны — от Курил до берега Черного моря. Они привычны к труду, самостоятельны в мыслях и поступках. Им нелегко порой с их жаждой ясности, бескомпромиссности войти в непростую, иногда остроконфликтную жизнь взрослых. Об атом образно и убедительно рассказывает автор в повести «Синеет море за бульваром», рассказах «Мыс Раманон», «Звонкая бочка» и др. Особое место в книге занимают сказки. Они о любви к природе в ее обитателям.Содержание:СИНЕЕТ МОРЕ ЗА БУЛЬВАРОМ. Повесть.
Герои рассказов А. Ткаченко — промысловики, сельские жители, лесники — обживают окраинные земли страны. Писатель чутко улавливает атмосферу и национальный колорит тех мест, где ему пришлось побывать, знакомит читателя с яркими, интересными людьми.Павел вернулся из армии, и перед ним встал выбор: то ли остаться в родной деревне, то ли податься в город, на завод.
Герои рассказов А. Ткаченко — промысловики, сельские жители, лесники — обживают окраинные земли страны. Писатель чутко улавливает атмосферу и национальный колорит тех мест, где ему пришлось побывать, знакомит читателя с яркими, интересными людьми.По дороге в лесхоз корреспондент остался переночевать на кордоне «лесного философа» Ефрема Колотова — доброго, но слегка не в себе человека: пугает лесников заумными вопросами, непонятными словами…
Герои рассказов А. Ткаченко — промысловики, сельские жители, лесники — обживают окраинные земли страны. Писатель чутко улавливает атмосферу и национальный колорит тех мест, где ему пришлось побывать, знакомит читателя с яркими, интересными людьми.Внутренний монолог «сезонницы», укладчицы рыбы на рыбозаводе, которую взволновал взгляд корреспондента с блокнотом.
Герои рассказов А. Ткаченко — промысловики, сельские жители, лесники — обживают окраинные земли страны. Писатель чутко улавливает атмосферу и национальный колорит тех мест, где ему пришлось побывать, знакомит читателя с яркими, интересными людьми.Кудлатая белая собачка познакомила молодого радиста из метеообсерватории с хорошей девушкой Аней…
Герои рассказов А. Ткаченко — промысловики, сельские жители, лесники — обживают окраинные земли страны. Писатель чутко улавливает атмосферу и национальный колорит тех мест, где ему пришлось побывать, знакомит читателя с яркими, интересными людьми.На берегу Арала путешественник встретил последнего из казахского рода Жахаима, который всегда кормился от моря, — бригадира рыбачьей артели Мухтарбая.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.