Три века российской полиции - [13]

Писан на Москве, лета 7115.

(Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии наук. Дополнены и изданы Высочайше учрежденною комиссиею. — Т. 2. — С. 171–172.)

Необходимость ограничения власти кормленщиков, отстранения их от борьбы с преступностью становилась все очевидней. В XV — начале XVI в. возникают своего рода розыскные органы. Таковыми стали «особые обыщики». Они присылались из Москвы «в случае умножения в какой-либо местности разбоев и татев». Но и обыщики приносили мало пользы. Так, в Белозерской губной грамоте (23 октября 1539 г.) говорилось, что «…в волостях многие села и деревни розбойники розбивают и животы <…> грабят, села и деревни жгут, и на дорогах людей грабят и розбивают, и убивают многих людей до смерти; а иные многие люди <…> в волостях розбойников у собя держат, а к иным людем розбойники с розбоем приезжают [и] розбойничью рухлядь к ним привозят; и мы к вам посылали на Белоозеро обыщиков своих, и от наших-де обыщиков чинятца вам великие убытки»[33].

Еще в середине XV в. был учрежден институт городчиков. Первоначально городчики являлись своеобразными военными комендантами городов; они руководили строительством, надзирали за сооружением мостов и дорог, производством «зелья» (пороха), хранением боеприпасов, оружия, формировали народное ополчение. Будучи представителями центральной власти, городчики ежегодно выбирались (по двое или больше) «всею землею» из детей боярских и получали на содержание по «пяти вытей» в поместье. К концу XV в. роль городчиков в управлении возросла, им были предоставлены широкие полномочия в земельном, финансовом и других вопросах. Кроме того, они осуществляли полицейские функции, причем не только в пределах города, но и в прилегающих к нему селениях. Таким образом, городчики стали все более оттеснять наместников-кормленщиков сперва от военно-административной, а затем и от других отраслей управления. В начале XVI в. городчиков стали именовать городовыми приказчиками. В лице городовых приказчиков дворяне и дети боярские получили свой орган местного управления, а великий князь — проводников политики централизации.

Во второй половине XVI в. функции городовых приказчиков значительно расширились. Им было предоставлено право «ковать в железо» и сажать в тюрьму неплательщиков налогов, принимать участие в наместничьем суде (по уголовным и гражданским делам). В губной грамоте галичанам предписывалось «выборным сотским, пятидесятским и десятским привозить лихих людей к городовым приказчикам и вместе с ними обыскивать их», а по мере надобности и пытать «накрепко с городовыми приказчиками…».

Институт городовых приказчиков, как отмечал С. М. Соловьев, был первым дворянским органом местного управления Русского централизованного государства; его роль в борьбе с удельной децентрализацией была значительна.

Уставная грамота крестьянам села Высоцкого; 1536 г.

Се яз, Князь Великий Иван Васильевич всея Русии, пожаловал есми Высоцкого села старосту и всех крестьян, сельчан и деревенщиков: кто у них наш волостель ни будет, и он у них ходить по сей нашей грамоте. На взъезд волостелю кто что принесет, то ему взяти; а на Рожество Христово дадут волостелю корм, с семи деревень полоть мяса, десятеро хлебов, мех овса, воз сена, а на Велик день с семи ж деревень дадут волостелю корм, полоть мяса, десятеро хлебов, а на Петров день с семи ж деревень дадут волостелю корм, баран, десятеро хлебов; а нелюб волостелю корм, и они ему дадут за полоть мяса десять денег, за баран десять денег, за хлеб по денге, за мех овса восемь денег, за воз сена два алтына; а тиуну его дадут корм, с семи ж деревень на все те три празники вполы волостелева корму; а праветчику его дадут побор: с деревни на Рожество Христово алтын, а на Велик день праветчику дадут с деревни по три деньги, а на Петров день праветчику дадут с деревни три ж деньги; а доводчику его дадут побор, с деревни на Рожество Христово коврига, часть мяса, зобня овса, а на Велик день доводчику дадут побор: с деревни коврига, часть мяса, а на Петров день доводчику дадут побор, с деревни коврига да сыр; а нелюб будет доводчику побор, и они ему дадут за ковригу деньгу, за часть мяса деньгу, за сыр деньгу, за зобню овса две деньги. А с починков с письменных, с непашенных, и с новых починков, которые сели после письма, волостелю и его тиуну корму и праветчику и доводчику побору не имати до урочных лет; а отсидят свои урочные лета, и они волостелю и его тиуну корм и праветчику и доводчику побор платят по тому ж, как и с старых деревень с черных. А держит у них волостель тиуна, да праветчика, да доводчика, а до году волостель тиуна и праветчика и доводчика не переменяет. А в волости доводчику ездити саму другу с паробком, а лошадей с ним трое; а где доводчик обедает, тут не ночует, а где ночует, тут не обедает; а приставу в волости хоженого две деньги, а на правду вдвое, а езду в волости на версту по деньге, а на правду вдвое. А о суде у них ходит наш волостель по сей нашей грамоте: случитца суд перед волостелем или перед его тиуном о рубле или выше, а досудят до виноватого, и волостель наш и его тиун велит на виноватом истцево доправити, а себе емлет противень вполы истцева, то ему и с тиуном; а не доищетца ищея своего, а будет ищея виноват, и ему имати на ищее с рубля по два алтына, а тиуну его с рубля по осми денег; а будет дело выше рубля или ниже, ино имати на ищее по тому ж розчету. А досудят до поля да помирятца, ино волостелю имати вполы истцева, то ему и с тиуном; а побьютца на поле в заемном деле или в бою, и волостелю имати противень на убитом противу истцева; а побьютца на поле в пожоге, или в душегубстве, или в розбое, или в татьбе, ино на убитом истцево доправити, а сам убитой в казни и в продаже волостелю и его тиуну. А у кого что опознают татебное, а тот сведет свод хотя до десяти сводов и до чеклого татя, а продажи ему в том нет. А поличное то, что вынуть из клети из-за замка; а найдут в дворе или в пустой хоромине, а не за замком, то не поличное. А самосуда емлет наш волостель два рубля; а самосуд то: кто поимает татя с поличным, да отпустит прочь, а волостелю и его тиуну не явит, а его в том уличат, ино то самосуд, а опричь того самосуда нет. А кто кого поимает с приставом, в бою, или в лае, или в займах, а на суд идти не всхотят, и они, доложа судьи, помирятца, а судье на них продажи нет, опричь езду и хоженого. А учинитца у них в волости душегубство, а не доищутца душегубца, и они дадут наместником за голову веры четыре рубли; а доищутца душегубца, и они его дадут наместником и их тиуном, а крестьянам в том продажи нет. А кого в лесе древо заразить, или с древа убьетца, или кого зверь съест, или кто в воде утопнет, или кого во зом сотрет, или кто от своих рук утеряетца, а обыщут того бесхитростно, ино в том веры и продажи нет. А кто у кого межу переорет или перекосит, и тиун волостелин возьмет на виноватом за баран алтын. А волостелины люди, и тиуны, и бярские люди на пир и на братчины не званы к ним не ездят; а кто к ним на пир или на братчину придет пити незван, и они того вышлют вон без пенно; а не пойдет вон, а учнет у них пити силно и учинитца у них туто какова гибель, и тому та гибель платити вдвое, без суда и без исправы, а от меня, от Великого Князя, быти ему в казни и в продаже. А попрошатаем у них в волости просити не ездити. А кто за кого в одной волости дочерь даст замуж, и он волостелю даст за повоженной убрус четыре деньги; а кто дочерь даст замуж из волости в волость, и он волостелю даст за выводную куницу два алтына. А скоморохом у них волостель в волости играти не ослобожает. А кто в той волости купит лошадь, или продаст, или менит, и они являют волостелю или его пятенщику, а он у них коня пятнит, а от пятна емлет с лошади, с купца деньгу Московскую, а с продавца деньгу же Московскую, а старых ему лошадей и доморощенных не пятнить; а кто в той волости купит лошадь, или продаст, или менит, а не явит волостелю или его пятенщику до того ж дни, и он, уличив того, возьмет на нем заповеди и пропятенья два рубля Московского. А недворцовому приставу не ездити по них, а приедет пристав недворцовой, и яз им тому приставу на поруки даватися не велел; а наместников наших Коломенских приставов не въезжают к ним ни по что и на поруки их не дают ни в чем, опричь вобчих дел. А наши князи, и бояре, и воеводы ратные, и всякие ездоки у них в волости силно не ставятца, ни кормов, ни подвод, ни проводников у них не емлют; а где кому прилучитца у них стати, и он себе у них корм свой конской купит по цене, как ему продадут. А через сю мою грамоту кто что на них возьмет или чем их изобидит, быти ему от меня, от Великого Князя, в казни.