Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [148]

— Когда необходимо — в чем… дело? — спросил Иван Иванович.

— Тогда дело вот в чем: скажи, Иван Иванович, дорогой, — это в какой же бухгалтерии разговор был тобою записан? В нашей, в комбинатовской, или в чужой какой-нибудь?! А? Расскажи вообще, а?

Иван Иванович приподнялся на локте и тихо, внятно произнес:

— В чужой! Запомни раз и навсегда — в чужой! Запомнил?

— Чего тут не запомнить, а вот тебе, Иван Иванович дорогой, волноваться нельзя! Это для тебя недопустимо! Ни в коем случае!

— Ну а запомнил… теперь иди домой… иди спокойно… иди в контору… или куда-нибудь… тебе некогда… иди куда-нибудь…

— Иван Иванович! Дорогой! Да как же тебе не стыдно-то?! — воскликнул Боковитый. — Как… — Он развел руками, потом оглянулся по сторонам: — Как…

И Камушкин тоже был обескуражен таким поворотом дела:

— Иван Иванович, да ты ли это? И в своем ли ты положении?

— В своем… в чьем же еще — само собой… я в своем… пусть он идет… домой… или в контору…

— Ну, это, с твоей стороны, очень получается… и не знаю как тебе сказать, — задумался Камушкин, — невоспитанно?.. Нет, не то слово, ясно, что не то… невероятно?.. Опять не то!.. Недопустимо?.. Вот видишь, Иван Иванович, я культурный работник, я русскую художественную литературу преподаю, я словесное образование имею, а слова для твоего поступка найти не могу! Как же так?

— Пусть идет домой… или в контору… Вот тебе и слово…

— Иван Иванович! Ты же сам говорил: Генералов в головах, я вот тут сяду, а товарищ Боковитый встанет вон там, в ногах… ты полчаса тому назад так говорил, а теперь…

— Обойдемся… ты встанешь в ногах, Генералов встанет в головах, а сидеть посередке вовсе не обязательно… нечего тут рассиживаться…

— Иван Иванович! — воскликнул Камушкин. — Дорогой Иван Иванович! Но ведь это же не по-человечески — вот так прощаться с людьми… Ты пойми, как бы мы сегодня поругались, а завтра бы снова встретились и снова помирились… ну, тогда бы…

— Снова поругались бы…

— А хотя бы и так: снова поругались бы, ну и что? И это было бы по-человечески… а сейчас?.. Опять не знаю, как это тебе сказать… и объяснить… А… сейчас?

Боковитый бережно погладил себя по голове, взял себя в руки и сказал:

— Иван Иванович! Дорогой! Нельзя пользоваться своим особым положением! Это нехорошо! Хоть кого спроси — нехорошо!

Иван Иванович задумался, потом оказал:

— А что же делать… если я уже не хочу, чтобы ты присутствовал при… прочтении трех главных пунктов бытия… ну вот не хочу и все… иди домой…

— Нет, — сказал Камушкин решительно, — нет, так не годится! Так никуда не годится! И если ты прогоняешь товарища Боковитого, то я подумаю — может, и мне тоже нужно уйти… Я подумаю…

— Подумай… — сказал Иван Иванович.

— Вот что, — осенило Камушкина, — вот что: товарищ Боковитый может ведь извиниться?! Извинитесь, товарищ Боковитый, и все тут… и никакой конфронтации!

— Ну, конечно! — обрадовался Боковитый. — Конечно, честный человек всегда и открыто признает свои ошибки и заблуждения! Я сейчас же извинюсь перед тобой, Иван Иванович! — И Боковитый выпрямился, сложил на груди руки… — Дорогой Иван Иванович! — Начал торжественно он. — Я, Боковитый… готов… из…

Но тут Иван: Иванович спросил:

— Перед кем?..

— Что — перед кем? — не понял Боковитый.

— Перед кем ты… извиняешься?..

— Да перед тобой! Перед тобой, Иван Иванович!

— Он передо мной… не виноватый…

— Ну а тогда перед кем же? Передо мной, что ли, будет извиняться товарищ Боковитый? — спросил Камушкин. — Почему передо мной-то?

— Мне все равно… перед кем он будет извиняться… хотя бы и перед самим… собой… Больше-то всего он перед той женщиной… виноват… которую я насчет… блица… записал… Я виноват, что записал ее, а товарищ Боковитый, что… хочет узнать ее личность… Некрасиво… с его стороны.

— Может быть, нам просто так… сесть и поговорить… о чем-нибудь? — спросил Камушкин.

И они придвинули стулья к кровати Ивана Ивановича, сели, помолчали, и Боковитый сказал:

— Писать картотеку… и не только ее, вообще писать о себе, о всем своем собственном месте жительства — это очень чревато…

— Конечно, — согласился Камушкин, — надо создавать отвлеченный художественный образ!

— У вас там, в теории, так и рекомендуется — отвлеченный?

— У нас так рекомендуется! Хотя и не всегда.

— И это правильно! И вполне совпадает с требованиями жизни… Потому что, когда начинает описываться какое-нибудь настоящее место жительства — ну, хотя бы и железнодорожная станция Ветка, то получается, будто хуже этой Ветки уже и нет ничего, она самая плохая… Получается, на Ветке у женщин по два, а может, и больше мужа; получается, что мужчины силой заставляют женщин говорить, какие они, молодые кобели, веселые; получается, что наши женщины в течение обеденного перерыва успевают… а это, конечно, не что как недоразумение и отрыв от действительной и вполне необходимой теории… Но в результате — хоть закрывай нашу Ветку навсегда! В то время, как она ежегодно в основном выполняет производственные задания и вообще ничем не хуже других станций, получается, что именно ее впору закрыть навсегда!

— Ага… — сказал Иван Иванович, — закроете, а через что будут… поезда ходить? В Сибирь… и обратно?! Через что?