Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [150]

— На… всякий… на случай… — ответил Иван Иванович.

— На какой-такой случай? А? — добивался Камушкин.

— На всякий… Еще… поссоримся… между собой… а… нехорошо… при женщинах. Иди, Вера.

Верочка ушла. Иван Иванович повторил свой вопрос, обращаясь к Боковитому:

— А… может… быть… чтобы никому?.. Не обидно и не завидно?

— Ну, почему же нет? — ответил вопросом Боковитый: — Почему нет?

— Кому-нибудь да будет за жизнь обидно… не тебе, так мне… ну если уж не мне, так еще… какому-то человеку…

— И, что ты так нынче раскипятился, Иван Иванович?! — удивился Камушкин. — И почему тебе обязательно нужно кого-нибудь обидеть? Ты вроде бы даже и торопишься кого-нибудь обидеть?!

— Ага! — живо согласился с Камушкиным Боковитый: — Ага, ага! Нет чтобы по-доброму и с миром… — Но не договорил, а внимательно и, еще поглядев на Ивана Ивановича, уже другим тоном произнес: — Нет-нет, я понимаю, у тебя же, Иван Иванович, и другие написаны карточки, я догадываюсь, и такие карточки, что по ним вполне можно выступать с публичными лекциями в клубе, а выступать с беседами в обеденный перерыв в цеховых красных уголках — так это сам бог велел! Вот я уверен, вот вытащим из какого-нибудь другого места какую-нибудь твою другую карточку, и, я уверен, она будет… — И Боковитый подошел к окну, осторожно протянул руку к стопке, отложенной Камушкиным. Приблизил карточку к глазам, но взгляд его упал на окно. Он замер на мгновение… — Это как же так? — сказал он тихо и позвал: — Иди-ка сюда, иди-ка, иди-ка… — И еще позвал рукой, и получилось так, что он зовет Ивана Ивановича. Глядя в окно, он и еще звал тем же жестом, но к нему никто не подходил. Тогда он коротко обернулся и сказал: — Тебя зову, Камушкин, тебя! Кого же еще?

Камушкин подошел, тоже посмотрел в окно и сказал:

— Действительно… Это сколько же времени прошло, а вашему кладовщику кавказский мальчик все еще скандал устраивает! Да-а…

— И здоровый, видать, скандал-то, — вздохнул Боковитый. — Здо-оровый! А я так и знал, так и предвидел: три раза записку переписывал, но все равно кладовщику не угодил. У меня на этом складе не кладовщик, а цельная проблема! Честное слово!

— Так вы бы освободили его, товарищ Боковитый! Освободить — и нет проблемы?!

— Нельзя. Он честный человек!

— Может, и честный, но лодырь же, я знаю. Вот и сейчас: до конца рабочего дня еще час, а он замок на двери навешивает!

— Мальчишка не даст навесить… Ты смотри, как он требует, а?

— Уж требует, так требует! — согласился Камушкин.

— Уж требует, так требует! — подтвердил Боковитый. — Хорошо, что без кинжала!

— Вот и освободили бы проблему от работы! И облегчили бы жизнь. Себе и другим!

— Зараза, так зараза! — согласился Боковитый. — Зараза, так зараза: хочет — идет на склад, не хочет — не идет, летом занимается огородом, зимой псалмы поет. Только насчет честности — ни-ни и никогда! Хоть год, хоть два его не учитывай, все равно — ни-ни! Вот и подумаешь: сегодня от него освободишься, а завтра ревизия — и уже тебя освободят… Так это еще в самом лучшем случае, если просто так освободят… Сразу же с места работы и на свободу… Даже без предварительного заключения.

— Воспитательную работу надо выше поднимать, товарищ Боковитый! С работниками складов и вообще с материально ответственными лицами.

— Поднимали.

— Ну и что?

— Как об стенку горох.

— Так у вас далеко зайдет.

— У вас, у работников культуры, тоже далеко.

— Да-а-а… — вздохнул Камушкин. — Да-а-а… Но вы не думайте, товарищ Боковитый, что у вашего кладовщика псалмами ограничивается… Не думайте! Не ограничивается! Никогда!

Боковитый внимательно посмотрел на Камушкина:

— А он что тебе — сосед какой, мой кладовщик? Или разведенный родственник? Еще кто-нибудь? — Камушкин не ответил, Боковитый и сам догадался: — Как соседствуете-то? Квартирами или огородами?

— Огородами…

— Нет, не могу освободить. Сам бы рад, но… А скандалит-то мальчишка! А требует-то! Один за троих взрослых!

— Уж требует, так требует! — согласился Камушкин.

— Трудное у него положение: побежать жаловаться или за помощью нельзя — кладовщик тут же навесит замок и уйдет. Своими силами он тоже не до конца справляется. Но действует правильно — блокирует двери… Единственно правильное решение… другого тут и не может быть, как только блокировать…

— А вода в кавказском доме… — сказал Иван Иванович, — вода течет…

— Ты правильно говоришь, Иван Иванович, дорогой, действительно течет! — вздохнул Боковитый. — Да вот и Генералову, если подойти по-человечески, ему там нынче тоже не малина. Правда, надо сказать, кто-кто, а он-то за себя постоит. Хотя бы и в кавказском доме.

— У него… в кавказском доме… фронт работ развернут… уже давно… — напомнил Иван Иванович. — Может, он за паклей тоже на склад придет? — высказал предположение Камушкин. — Тогда мальчишке будет хорошая подмога!

— Он сюда, ко мне, придет Генералов. Знаю, к кому он в первую очередь ходит, я его давным-давно изучил! — сказал Боковитый и обернулся к Ивану Ивановичу. — Уж ты меня извини, дорогой, — сказал он, — извини, пожалуйста, а только я на сколько-то времени обязательно должен отлучиться. Пойду на склад! Что ни говори, а вода течет! А Генералов вконец обидится, тогда с ним хуже худого дело будет иметь, а кладовщик замок навесит, уйдет… и запоет псалмы.