Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [147]

И тут Боковитый спросил:

— Как-как? Так вы тут уже без меня обсуждали? Все три пункта?

— Если бы три, — вздохнул Камушкин. — Вас так долго не было, товарищ Боковитый, что мы тут не то что три — мы двадцать три, а может, и тридцать три обсудили пункта. Причем самые разные! Но я вам скажу: пункты философские… Злободневные… Высокоидейные. И крепко увязанные с реальной жизнью.

— Тридцать три… — покачал головой Боковитый. — И все без меня? — И он подошел вплотную к кровати и спросил: — А как это же получилось-то, Иван Иванович?! Со мной так обсуждать три пункта, а без меня — тридцать три?

— Те три основные, товарищ Боковитый, — пояснил Камушкин. — И даже… основные из основных — пункты бытия, а эти, которые были без вас, они второстепенные… и предварительные. Они только как бы… предисловие.

— Высокоидейные, злободневные, крепко увязанные с реальной жизнью и все в виде предисловия? Эти вот, которые на карточках? — Боковитый взял в руки ящичек: — Которые из них и где расположены?

— С этой стороны мы их читали все вместе, — указал Камушкин. — А вот с этой — которые я читал уже один, пока происходил ваш разговор с кавказским мальчиком.

— Ну а вот эти? Которые совсем отдельно выложены? На подоконнике?

— Эти… так себе…

— Все-таки?

— Я их отложил… уже из тех, которые читал единолично… Они так себе… я из простого любопытства… совершенно из простого.

Боковитый взял небольшую стопку карточек с подоконника и прочел:

— «Семь римская… Зр. позд., двадцать первого августа, шестьдесят девятого. Наша с Верочкой любовь — это надежда на самое лучшее, что есть в ней, и что есть во мне. Но жизнь неизвестно куда и на самые дурные мелочи расходует все наше лучшее. А мы этому мало сопротивляемся. А тогда что же нам остается? Худшее остается?».

Боковитый посмотрел по сторонам и сказал:

— И дальше, тем же числом: «В жизни Н. С. была умнее своих мужей, вот и подумала, что она вообще очень умная и все понимает… Подтвердилось пятого, двенадцатого и двадцать третьего сентября того же года и затем еще многократно». Это как же понять? — в полной растерянности спросил Боковитый. — Кто это «она»? Кто она такая — Н. С.? И каким это образом подтвердилось?

Наступило долгое молчание.

Боковитый взял следующую карточку. Там было записано: «Восемь римская. Ран. стар., семнадцатого февраля семьдесят первого. Говорят, что в молодости я был красивым и веселым и меня сильно любили женщины. Но в молодости мне этого почему-то не говорили. Разве когда заставишь, тогда, бывало, скажут».

Боковитый долго думал, потом сказал:

— Готовенькая аморалка. Прямо на блюдечке готовенькая подается аморалка. Никого ни о чем и спрашивать не надо, всем и все ясно!

— Ну, что вы… товарищ Боковитый, — сказал Иван Иванович. — Как это вы? Да… пройдите… по нашей Ветке… в кавказский дом… в другие дома… да чего там скрывать-то… в свой собственный зайдите дом… вы и не такое… услышите… увидите!

— То в жизни, Иван Иванович! Да мало ли что в жизни бывает?! А тут черным по белому написано! Черным по белому, дорогой!

В глубокой задумчивости Боковитый несколько раз прошелся вдоль кровати, потом сказал:

— Была не была, потянем еще одну! — И протянул руку к подоконнику, а Камушкин бросился к нему:

— Отсюда не надо, товарищ Боковитый, здесь карточки сплошь особые, я отложил для собственного любопытства, больше ничего! Скажи, Иван Иванович, товарищу Боковитому, чтобы он брал другие карточки! Скажи, пожалуйста!

— Его черное по белому… тоже интересует! — вздохнул Иван Иванович.

— Сам не маленький — знаю, что откуда берется! — сказал Боковитый и взял еще одну карточку с подоконника. Он прочитал ее дважды про себя, в третий раз вслух: «Зашел в бухгалтерию, там одна женщина сидит ко мне спиной и говорит следующее: «И какой это инженер придумал слово «блиц» — спасибо ему?! Я думала, у меня уже и жизни больше нет никакой, а слово узнала и стала назначать свидания в обеденный перерыв. Оказывается, все можно успеть. Теперь бы еще кто придумал блиц по блицу, а то ребятишки кашу без меня не разогревают, едят холодную!» Потом я думал, во-первых: а ребятишки холодную кашу едят — чувствуют что-нибудь или нет? Какой-нибудь блиц они чувствуют? Во-вторых, думал я: а ведь блиц по блицу обязательно будет придуман, сомневаться не приходится!»

— Действительно, — сказал Боковитый, — действительно, насчет содержания всех твоих пунктов сомневаться не приходится! Даже странно мне сейчас сделалось оттого, что ты приглашаешь нас обсуждать подобные вещи! — Боковитый задумался, вздохнул и, нарушив молчание, которое воцарилось в комнате, сказал: — Ну, за это последнее мое критическое замечание ты меня извини, Иван Иванович, извини, дорогой, я, конечно, вхожу в твое особое положение, но все-таки… — Потом он еще сказал с недоумением: — Да-да! Вот ведь как: живем-живем, а все еще дале-е-ко не все вокруг себя понимаем! Да-а-а-леко не все! Все еще — несознательные.

— Я бы вам очень советовал, товарищ Боковитый, — проговорил в смущении Камушкин, — очень советовал бы прочесть другие карточки… расположенные в этом конце ящика, — вот здесь…

— Подожди… — отмахнулся Боковитый. Он все еще был в состоянии задумчивости. — Вопрос у меня к тебе, Иван Иванович… Один вопрос, Иван Иванович… как бы тебе это сказать… я хотел бы у тебя узнать… мне это знать необходимо…