Три повести - [11]
— Спасибо вам, — сказал он, обращаясь ко мне.
Директор — человек высокий. Я смотрела на него снизу вверх. Он казался очень крепким. Такое создалось впечатление после сегодняшнего вечера.
— Спасибо вам, Наталья Андреевна. Простите мое вторжение. Вы еще молоды. Когда-нибудь поймете меня.
Он говорил снисходительно. Это чуточку задевало. Но что поделаешь! Сколько людей, столько и характеров.
Кирилл Тамшугович ушел в ночь, словно провалился сквозь землю.
Встала я в отличном настроении и утро решила посвятить ознакомлению с программой по русскому языку и литературному чтению в пятых — седьмых классах абхазских школ. Программы были изданы в Сухуми. Я не присутствовала на районном совещании педагогов, и мне надлежало основательно потрудиться самой над планом занятий. Аккуратно переписала из программ в особую тетрадь все самое важное… В пятом классе отводилось на грамматику сто семьдесят часов, на литературное чтение — сто тридцать шесть. То же распределение часов в следующем классе, а в седьмом — несколько иное: на грамматику — сто шестьдесят пять, а на литературное чтение — около ста. Программы прямо указывали, что работа по развитию русской речи «должна иметь место на каждом уроке».
Вспоминая свои школьные уроки по грамматике — скучные, надоедливые, я решила во что бы то ни стало разнообразить материал так, чтобы ученики не зевали на уроках и не очень меня ненавидели. Полагала, что лучше всего изучать грамматику, одновременно знакомя учащихся с лучшими образцами литературных произведений. Это должно, на мой взгляд, заинтересовать их. Еще не очень точно представляла себе, как это сделать, но чувствовала интуитивно, что надо поступать именно так, а не иначе. Мне хотелось поделиться своими планами с кем-нибудь из опытных педагогов.
Медленно листая программы, страницу за страницей, я убеждалась в том, что не так уж сложно одолеть их. Я хорошенько зарубила себе на носу, что для педагога важнее всего донести материал до учащихся. Это зависит не только от знаний и опыта, но и от умения поддерживать дисциплину в классе. Мои старшие подруги жаловались именно на дисциплину. Возможно ли взять в руки подчас необузданных зверюшек? Иные мои подруги сразу бросили школу и ушли кто куда мог. Если судить по разговорам учителей, совместное обучение несколько улучшило дисциплину, но не смогло полностью решить эту проблему. Правда, здесь, в Дубовой Роще, не жаловались на дисциплину, что объясняли не столько заслугами преподавателей, сколько особыми условиями домашнего воспитания. Впрочем, Смыр держалась несколько иного мнения и не считала порядок в школе идеальным. Во всяком случае, дисциплина вызывала значительно меньше треволнений в преподавательском коллективе нашей школы, чем уход жены директора. Это меня успокаивало и, выражаясь высокопарно, вдохновляло.
Я сделала для себя и такую пометку: «Выяснить, почему в программах для внеклассного чтения не предусмотрены переводы абхазских писателей. Произведения, созданные на местном материале, способствовали бы лучшему усвоению языка через строй знакомых образов».
Предстояло составить подробные конспекты уроков. Точное расписание всего материала по часам помогло бы более планомерному ведению занятий. Признаюсь, я горела желанием взяться за дело и показать себя с лучшей стороны…
Хозяйка несколько раз заглядывала ко мне и горестно покачивала головой, дивясь моей работоспособности. Если бы она спросила мою маму, та непременно ответила бы ей, что более ленивой девушки она не встречала на свете…
К вечеру поползли тучи. Они задевали кроны деревьев. Таких бурых и таких тяжелых туч я не видывала никогда. Стало темно-темно. Ударил гром, и засверкали молнии. И вдруг хлынул дождь, да такой, что все скрылось за плотной пеленой воды.
Моя старушка, крестясь, улеглась в постель. Я осталась возле лампы наедине с программой и книгами.
Дождь неистово барабанил по кровле. Вода была везде, во всем свете. Я вспомнила легенду о Ноевом ковчеге. Наш деревянный дом напоминал ковчег.
И вместе с шумом дождя откуда-то сверху донесся человеческий голос. Я прислушалась. Разобрала слово, смысла которого не понимала.
— Айрума! Айрума! — вопил кто-то.
Может быть, это женское имя? А может быть, и мужское? Ясно слышу:
— Айрума! Айрума!
Потом все тонет в грохоте грома и дождя.
Нет, наверное, послышалось.
Сначала стало страшно, а потом грустно. Особенно грустно потому, что я не могла поднять телефонную трубку и позвонить кому-нибудь из друзей, как это бывало дома. Маленький аппарат немедленно рассеивал подавленное настроение.
Не выдержала и принялась сочинять письмо папе и маме.
2
Ожил каштановый дом, ожил он!
По двору сновали дети. На веранде прыгали дети. В классах галдели дети. Окна распахивались и с шумом закрывались. Кто смеялся, а кто хныкал, потирая ушибленное место, а кто орал благим матом. Новички жались к плетню. Дети постарше что-то оживленно обсуждали, сходясь небольшими группами. Девочки разгуливали, взявшись под руки, опасливо поглядывая на бешено мчащихся малышей.
Школьный колокол мигом внес успокоение. Ученики сломя голову бросились в классы.
Настоящий сборник рассказов абхазских писателей третий по счету. Первый вышел в 1950 году, второй — в 1962 году. Каждый из них по-своему отражает определенный этап развития жанра абхазского рассказа со дня его зарождения до наших дней. Однако в отличие от предыдущих сборников, в новом сборнике мы попытались представить достижения национальной новеллистики, придать ему характер антологии. При отборе рассказов для нашего сборника мы прежде всего руководствовались их значением в истории развития абхазской художественной литературы вообще и жанра малой прозы в частности.
«… Омара Хайяма нельзя отдавать прошлому. Это развивающаяся субстанция, ибо поэзия Хайяма – плоть от плоти народа. Куда бы вы ни пришли, в какой бы уголок Ирана ни приехали, на вас смотрит умный иронический взгляд Омара Хайяма. И вы непременно услышите его слова: «Ты жив – так радуйся, Хайям!»Да, Омар Хайям жив и поныне. Он будет жить вечно, вековечно. Рядом со всем живым. Со всем, что движется вперед. …».
«… Мин-ав почесал волосатую грудь и задумался.– Не верю, – повторил он в задумчивости.– Они выбросили все куски мяса, – объясняли ему. – Они сказали: «Он был нашим другом, и мы не станем есть его мясо». Он сказал – «Это мясо не пройдет в горло». Она сказала: «Мы не притронемся к мясу нашего друга, мы не станем грызть его хрящей, мы не станем обгладывать его костей». Он сказал: «Мой друг спасал мне жизнь. Еще вчера – пока не сорвался он с кручи – шли мы в обнимку в поисках дичи…» Да-вим бросил мясо, Шава бросила мясо.
«… – Почтенный старец, мы слушали тебя и поняли тебя, как могли. Мы хотим предложить тебе три вопроса.– Говори же, – сказал апостол, которому, не страшны были никакие подвохи, ибо бог благоволил к нему.– Вот первый, – сказал Сум. – Верно ли, что твой господин по имени Иисус Христос, сын человеческий, и верно ли, что он властвует над человеком в этом мире и в мире потустороннем?Апостол воскликнул, и голос его был как гром:– Истинно! Мы рабы его здесь и рабы его там, в царстве мертвых, ибо он господин всему – живому и мертвому!Абасги поняли старца.– Ответствуй, – продолжал Сум, – верно ли, что твой господин рожден от женщины?– Истинно так! – предвкушая близкую победу, сказал святой апостол.Сум сказал:– Скажи нам, почтенный старец, как согласуется учение твоего господина с учениями мудрых эллинов по имени Платон и по имени Аристотель? …».
Рассказ о том, как у Джоаккино Россини возник замысел написать оперу «Севильский цирюльник».
«… Георгий Гулиа менее всего похож на человека, едущего спиной вперед. Писатель остросовременный по складу своего дарования, чуткий не только к проблемам, но и к ритмам, краскам, интонациям дня сегодняшнего, он остается самим собой и в исторических своих книгах. Жизнь и смерть Михаила Лермонтова» прослоена такими комментариями от начала и до конца. Даты и факты, письма, свидетельства очевидцев и современников, оценки потомков, мнения ученых – все это сплавлено воедино, обрело смысл и цельность лишь благодаря живому голосу автора, его ненавязчивому, но постоянному «присутствию».
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.