Три персонажа в поисках любви и бессмертия - [35]

Вскоре она открыла двери своего дома и стала, как и прежде, принимать у себя все, что этот небольшой провинциальный городок насчитывал почтенного и, не сказать чтобы блестящего, а все же просвещенного. Появлялся на ее вечерах сам епископ. Этого гостя вдова Берто жаловала особым приемом. Ведь всевозможные брошюры и листовки, не говоря уже о молитвословах, церковных календарях и прочей душеспасительной бумажной продукции, составляли добрую часть ее дохода. Уже упомянутые мэр города, предводитель купечества и нотариус бывали нередко. Статус вдовы был с этой точки зрения исключительно приятным. Она могла не думать о своей репутации, принимать мужчин без их жен, обращаться с ними на равных и вообще никому не давать ни в чем отчета. Начитанность же вдовы была таковой, что она могла поддержать почти любую беседу. А если и не поддержать, то во всяком случае, как говорится, не сесть в галошу. Знала она и как сойти за понимающую собеседницу с минимальной при этом затратой усилий, даже думая о постороннем. Был у нее такой прием, которому она выучилась у одной старой и мудрой служанки в доме ее отца. Последняя в разговоре, выслушав собеседника, не отвечала ему, а задумчиво повторяла его последние слова. И вслед за тем умолкала. У собеседника возникало чувство значительности им сказанного; ему казалось, что его услышали и поняли, а ведь понять его мог только тот, кто сам обладал незаурядной проницательностью. Таковой старуха и слыла.

Разумеется, парижанке, воспитанной на улице Сан-Жак, против купола Сорбонны, под сенью ее волют, крутящихся как колеса хитроумной небесной машины, неподалеку от шумного, модного бульвара Данфер и самого большого парижского салона под открытым небом, центра интриг и флирта Левого берега – Люксембургского сада, было порой скучновато в несравнимо менее оживленном обществе города С. Но жила она здесь уже давно, и воспоминания детства и юности, проведенных в лавке отца, которой управлял теперь муж ее старшей сестры, не слишком ее беспокоили. Так, разве что, иногда. К тому же и в городе С. случались персонажи прекурьезные, как постоянно проживающие, так и заезжие.

В числе первых фигурировал местный доктор по имени Шарль Тибо, бывший опытным лекарем, и к тому же собирателем. Его коллекция древних монет почиталась за одну из лучших в их юго-западной провинции. Из завсегдатая салона вдовы Берто, с некоторых пор господин Тибо перешел в разряд воздыхателя и, так сказать, претендента. Он был вдовцом, по слухам, жену свою любил некогда до чрезвычайности, ее ранней кончиной был опечален и долго носил по ней траур. Но теперь уже порядочно времени жил холостяком, доверив хозяйство кузине, старой деве, обладавшей отталкивающей внешностью и пренеприятным характером: эти два обстоятельства гарантировали порядок как по части слуг и кухни, так и по части поставщиков.

Вдова Берто весьма его ценила и нередко размышляла о возможности приблизить к себе господина Тибо, рассматривая всесторонне как позитивные, так и негативные последствия такого сближения. Речь, разумеется, ни в коем случае не могла идти о новом замужестве. Вступив повторно в брак Туанетта теряла все, что так заботливо построила: свое ни от кого не зависящее благополучие, свободу все решать самой, распоряжаться своим имуществом и своей персоной. Стать снова частью чего-то, даже хорошего, но только частью, она не пожелала бы в обмен ни на какие мелкие или крупные радости, всегда, впрочем, относительные, в обмен на безответственность, не всегда к тому же приятную. К этому присоединялась мысль о возможном еще в ее возрасте казусе деторождения. Кто был причиной их бездетного брака – она или господин Берто, – она не знала. А если причиной был муж, новый брак мог повлечь за собой последствия, не просто нежелательные, а опасные для здоровья и для самой ее жизни. Этого удобнее было избежать при иных, нежели супружество, формах сообщения, для двух вдовцов в их положении вполне подходивших. Но нужна ли была ей эта связь? Наблюдая за внешностью и поведением господина Тибо, Туанетта, привыкшая, как говорил ее отец, семь раз отмерять и лишь раз отрезать, вновь и вновь задавала себе этот вопрос.

Нет слов, Шарль Тибо, как и покойный Берто, был человеком небедным, бонвиваном. Он был даже в некотором роде философ, то есть имел свой взгляд на устройство вселенной, на природу и на место в ней человека. Туанетта любила слушать его и прекрасно отдавала себе отчет в том, что близость, даже дружеская, светская, с человеком такого живого и не косного ума не могла ей не льстить и не способствовать ее дальнейшему развитию. Мнений господин Тибо придерживался не то чтобы совсем оригинальных, но смелых и организованных в систему. Он полагал, что природа была создана не в семь дней неким белобородым старцем, а сложилась постепенно в течение не менее чем шестидесяти восьми тысячелетий, что шло полностью в разрез с тем, чему учила Библия. В основе Творения лежали два принципа, которые господин Тибо почерпнул из чтения Ньютона: притяжение и импульс; это также расходилось с учением Церкви, которую, впрочем, господин Тибо уважал в ее роли социальной институции, ничто в порядках ее подвергать сомнению не намеревался, сам в церковь по воскресеньям ходил исправно и давал на благие дела. На его щедрые пожертвования был восстановлен хор в капелле монастыря Капуцинов в десяти километрах от С. Народу, любил он говаривать, нужна, несомненно, религия, чтобы держать его в границах нравственных, для общего порядка, а главное для гигиены. Все это не так уж было занимательно в целом, но господин Тибо знал также о природе множества разнообразных деталей и подробностей: о бабочках и моллюсках, о рыбах и птицах, не говоря уже о человеческих патологиях, как физических, так и моральных. Помимо монет, коллекционировал он в спиртовых пробирках удаленные им опухоли, вырванные зубы, окаменелости, которые собирал в окрестностях города С., по берегам реки Шаранты. Он описывал их и недавно стал зарисовывать, а это давало вдове повод надеяться, что в недалеком будущем закипит в ее типографии работа над новым дорогостоящим многотомным изданием. Она даже представляла себе, как выпишет из Парижа гравера, и как все устроит и организует, и где, как и что для этого закупит, и как предложит господину Тибо сделать титульный лист в два цвета: модный, элегантный, безупречно скомпонованный.