Три недели страха - [80]

Через надзирателей я послал ему записку: «Я выйду отсюда через год. Как насчет вас? Мелисса шлет вам привет».

Ответа не последовало.

Келли Морленд подверглась следствию в связи с подозрением в соучастии в преступлениях ее мужа и пасынка, и была быстро оправдана. Она заявила, что была шокирована и сердита, когда Джон объявился в то воскресенье с девятимесячной девочкой и объявил, что она теперь часть их семьи. Келли сказала полиции, что обвиняет мужа в разрушении ее жизни цитатой, сравнимой со словами Баттерфлай Мак-Куин из «Унесенных ветром»: «Я ничего не знаю о младенцах». Она сказала, что с плачем кормила Энджелину тостами и виноградом. Когда на следующее утро появилась полиция с Мелиссой, она открыла дверь с Энджелиной на руках и с энтузиазмом вручила девочку ее матери.

Мелисса и Энджелина приходят навестить меня каждое воскресенье. Энджелина — очаровательная болтушка. Должен признаться, что каждый раз, когда я ее вижу, я ищу в ее поведении то, что подтверждало бы слова Гэрретта и невольный намек Коуди. Я никогда не говорил и не скажу об этом Мелиссе. Но когда я смотрю на Энджелину и играю с ней, то вижу только веселую и чудесную малышку.

Я начинаю осознавать то, в чем стал сомневаться за три недели моей жизни: в этом мире есть хорошие и добрые люди. Я думаю о Коуди, Брайене, Торклесоне, Сэндерсе, Моралесе, полицейских из СВАТ, моих адвокатах, надзирателях, судье, который вынес приговор. Они все могли быть холодными и равнодушными. Это было бы легче всего. Жестокость естественно присуща человеческим существам. Но они выбрали доброту, даже если она могла противоречить строгим рамкам закона. Я не циничен.

Но я прагматичен. Я знаю, что каждый способен на крайности, включая меня. Есть четкая линия между добром и злом, но она меняется в зависимости от ситуации. Она менялась и для меня, и я умудрился переступить ее, узнав, что, когда ее переступаешь, дурные поступки становятся более легкими, так как моральные путы ослабевают. То, что я сделал, не составило для меня труда.

Поэтому я должен находиться здесь.

И этому трудному душевному опыту я научу свою дочь.

Мелисса работает генеральным менеджером отеля «Эдамс Марк». Они живут в кондоминиуме на границе центра Денвера, так как отсутствие моих заработков вынудило нас продать наш дом. Мелисса настаивает, что кондоминиум превосходный, и на фотографиях, которые она показала мне, он действительно выглядит приятно. Единственное, о чем она, по ее словам, сожалеет, — это что я в тюрьме, а Энджелина должна каждый день проводить с няней.

Мои родители приезжали из Монтаны повидать меня. Я видел, что, входя в комнату для свиданий, оба были дьявольски смущены. Я тоже был смущен, зная, каковы охранные процедуры. Не думаю, что папа делал хоть шаг в жизни без своего ножа, а маме приходилось признаваться, что у нее проволока в бюстгальтере. Сидя за столом в комнате посещений, они держались за руки — впервые в моей жизни. Я наблюдал за их руками, потому что они были такими грубыми и натруженными — руками черно-рабочих — в том месте, где даже крутые парни имели мягкие и гладкие руки. Папа пошутил, что всегда ожидал моего попадания в тюрьму с тех пор, как я покинул ранчо, а мама упрекнула его за эти слова, но не стала их опровергать.

— Было приятно, когда ты заехал к нам, — сказала она. — Надеюсь, ты будешь делать это чаще.

— Ради бога, — сказал ей папа. — Он же в тюрьме!

— Но он не всегда здесь будет, — возразила мама, покраснев.

Я обещал навещать их и сказал, что мое заключение не продлится долго.

— Мне нужно починить изгородь, — сообщил папа.

— А я пеку пироги, — добавила мама.

Коуди вернулся в Монтану, разделяя время между работой детектива в полицейском департаменте Хелены и помощью моему отцу на ранчо. Он говорит, что счастлив, и я верю ему. У Коуди появилась постоянная девушка, и он хочет привезти ее в Колорадо, чтобы познакомить нас. Иногда он навещает меня, когда ездит на юг к своему сыну Джастину. Коуди убеждает меня вернуться после освобождения в Монтану. Я подумываю об этом, хотя там нет отелей «Эдамс Марк».

У меня много времени, чтобы думать обо всем происшедшем за те три недели. Некоторые вещи стали очевиднее в ретроспективе. Я подтвердил свои догадки, разговаривая с Коуди.

— Ты не отговаривал Джетера помогать нам, когда мы были в Монтане, верно? — спросил я.

Он поколебался, оглядевшись вокруг, и чиркнул спичкой, поднеся ее к сигарете, под табличкой «Не курить!».

— Нет.

— Почему же ты ввел нас в заблуждение?

— Должен был. Ты и Мелисса слишком щепетильны, Джек. Вы никогда не спустили бы курок. А у меня нет этой проблемы. Я знал, что нам понадобится Джетер, чтобы принудить, а может быть, убрать Гэрретта. Поэтому, вернувшись в хижину Джетера, я попросил разрешения воспользоваться ванной комнатой и пожелал ему удачи в Денвере.

— Вот почему ты так быстро оказался на месте происшествия в «Аппалузе», — сказал я.

Коуди кивнул:

— Я был на улице. Лучше бы я помешал тебе последовать за Джетером в клуб. Я понятия не имел, что ты окажешься настолько глуп.

И он подмигнул мне.

И еще одно. Это можно назвать чудом. Мелисса беременна на седьмом месяце. Ночь зачатия была нашей последней ночью вместе, прежде чем я отправился в тюрьму.