Три мышкетёра - [57]

Минуты тянулись, долгие и безотрадные. Наконец маркиза отложила перо и с каменным выражением лица протянула исписанные листы Фромажу:

– Прошу вас, сударь.

Фромаж пробежал письмо глазами. Потом коротко кивнул:

– Все в порядке. Теперь скрепите этот документ своей личной печатью.

Маркиза молча повиновалась.

– Вот теперь, кажется, всё, – констатировал Фромаж, опуская письмо в карман.

Все остальные хранили молчание.

– Что теперь будет со мной? – нарушила тишину маркиза. Голос её слегка дрогнул, но глаза были по-прежнему сухими. На меня она избегала смотреть. Я был рад этому: я не был уверен, что смогу выдержать её взгляд.

– Резонный вопрос, – заметил Фромаж. – Нельзя сказать, чтобы мы сами не задумывались над ним.

Маркиза молча ждала, что последует дальше. Даже в эту трудную минуту мужество не покинуло её. Она не расплакалась, не стала молить о пощаде, не заламывала лапки. Она вела себя так, как повела бы себя осуждённая на казнь королева. Я был недостоин её.

– Мы не судьи и не палачи, – сказал Фромаж, на которого поведение маркизы тоже не могло не произвести впечатления, – поэтому мы не станем карать вас сами. Если вы заслуживаете кары, она вас настигнет и без нашей помощи. Мы решили отпустить вас на все четыре стороны, при условии, что вы навсегда покинете Мышиное королевство. Правда, лично я не уверен, что мы поступаем правильно, оставляя вас на свободе. Было бы гораздо надёжней передать вас в руки правосудия, и, скорее всего, мы бы так и поступили, если бы не граф N. Он не верит в справедливый суд и сумел заразить нас своим неверием. Но мы проследим за тем, чтобы вы не вернулись. Если вы вернётесь, мы казним вас сами, без суда и следствия. Мы советуем вам отправиться в Новый свет. Это достаточно далеко, чтобы Маус XIII не добрался до вас, а вы – до него.

– Сколько у меня есть времени?

– Завтра утром, самое позднее в полдень, это письмо ляжет на стол королю. У вас будет одна ночь на сборы и несколько часов форы. В шесть утра напротив вашего особняка вас будет ждать карета. Чтобы вы не сбежали по дороге, вам обеспечат почётный эскорт. Карета довезёт вас до западного побережья. Там вам помогут нанять рыбацкое судно, отправляющееся в Маусгемптон, а оттуда вы сможете отправиться к берегам Америки. Итак, завтра в шесть.

Не говоря более ни слова, Фромаж направился к двери, ведущей в коридор. Мы молча последовали за ним.

На улице мы распрощались. Трое друзей направились в одну сторону, я – в другую. Дойдя до угла, я обернулся и, увидев, что улица пуста, повернул назад.

Маркизу я застал стоящей посреди комнаты, на том самом месте, где мы её оставили. Вид у неё был совершенно потерянный.

– Я не мог уйти, не попрощавшись, – сказал я робко.

Она ничего не ответила, даже не подняла головы.

– Я знаю, мне нет прощенья, и всё же я бы хотел, чтобы вы выслушали меня, Мануэла, любимая.

При моих последних словах губы её задрожали, а глаза впервые за весь вечер наполнились слезами. Я попытался поймать её взгляд, но она по-прежнему смотрела куда-то мимо меня.

– Я знаю, вы теперь ненавидите меня, но я ненавижу себя ещё больше. Я поступил как мышь без чести и совести. Но я не был волен выбирать, как мне поступать. Я не принадлежу себе. И дело тут даже не в моей преданности династии Маусов. В опале оказалась одна очень близкая мне мышь, и я должен был её спасти во что бы то ни стало. Если бы эту мышь казнили, то на ней бы оборвался один очень древний род. Я не должен был этого допустить. Последнее время мне пришлось много лгать. Я обманывал вас, обманывал других мышей; я обманом прокрался в ваш дом, но в одном я ни разу не покривил душой: я люблю вас. В этом моё счастье и моя беда. Я не собирался пускать кого-либо в свою жизнь, ведь это не моя жизнь вовсе, но всё произошло помимо моей воли.

Я не знал, что ещё сказать и что делать. Больше всего мне хотелось прижать её к своей груди, но я не смел. "Если она оттолкнёт меня, – думал я, – то будет тысячу раз права".

Вдруг она заговорила.

– Я не чувствую ненависти к вам, граф. Я знаю, вы выполняли свой долг. Наверное, на вашем месте я поступила бы точно так же. Поэтому я не вправе винить вас. Хотя, признаюсь, мне очень больно и обидно.

На её пушистых ресницах опять блеснули слезы. Не долго думая, я привлёк её к себе. Она сделала попытку высвободиться, но я держал её крепко. Я слышал стук её сердца, чувствовал, как дрожит её хрупкое тело, сотрясаясь от судорожных рыданий.

– Что теперь будет со мной? – вздохнула она.

– Не плачь, любимая, – сказал я. – Я не оставлю тебя. В это изгнание мы отправимся вместе. Завтра, когда прибудет карета, я сяду в неё вместе с тобой, и мы уедем туда, где нас никто не найдёт и где мы будем счастливы.

– Ты действительно это сделаешь?

– Клянусь честью дворянина.

– А как же королева? – спросила она точно также, как я когда-то спросил её о короле.

– Королева во мне больше не нуждается, – ответил я. – Я сделал всё, что от меня требовал мой долг преданного вассала. И даже больше. Я чуть было не принёс в жертву долгу единственно ценное, что есть на земле, – любовь любимой женщины. Но боги уберегли меня от этой ошибки.