Три мушкетера. Том второй - [75]

 Эти слова сказаны были съ изысканной вѣжливостью и самымъ спокойнымъ тономъ. Тѣмъ не менѣе, ими не удалось успокоить милэди.

 -- Но я не иностранка, сказала она самымъ чистымъ англійскимъ языкомъ, который когда-либо раздавался отъ Портсмута до Манчестера.

 -- Эта мѣра общая для всѣхъ, милэди, и вы напрасно станете пытаться избавиться отъ нея.

 -- Въ такомъ случаѣ, я послѣдую за вами.

 И, опираясь на предложенную ей офицеромъ руку, она начала спускаться по лѣстницѣ, внизу которой ее ожидала шлюпка. Офицеръ сѣлъ въ шлюпку вслѣдъ за ней; на кормѣ былъ разостланъ большой плащъ, офицеръ усадилъ ее на него и самъ сѣлъ рядомъ.

 -- Гребите, приказалъ онъ матросамъ.

 Восемь веселъ сразу опустились къ воду, и шлюпка, казалось, полетѣла но водѣ. Черезъ пять минутъ пристали уже къ берегу.

 Ихъ ожидала карета.

 -- Эта карета приготовлена для насъ? спросила милэди.

 -- Да, сударыня, отвѣтилъ офицеръ.

 -- Развѣ гостиница очень далеко?

 -- На другомъ концѣ города.

 -- Ѣдемте!

 И она, не колеблясь болѣе, сѣла въ карету.

 Офицеръ позаботился о томъ, чтобы всѣ ея вещи и чемоданы были аккуратно привязаны позади кареты, и когда все было готово, сѣлъ въ карету около милэди и затворилъ дверцу.

 Кучеръ, не дожидаясь никакихъ дальнѣйшихъ приказаній и указаній, куда именно ѣхать, пустилъ лошадей галопомъ, и карета быстро покатилась по улицамъ города.

 Такой странный пріемъ заставилъ милэди сильно призадуматься; замѣтивъ, что молодой офицеръ, казалось, вовсе не былъ расположенъ къ разговору, она откинулась въ уголъ кареты и перебирала всевозможныя предположенія, которыя представлялись ея уму.

 Между тѣмъ, по прошествіи четверти часа, удивляясь, что они такъ долго уѣдутъ, не останавливаясь, она нагнулась къ окну дверцы, чтобы посмотрѣть, куда ее везутъ. Домовъ уже больше не видно было; деревья казались въ темнотѣ какими-то большими черными привидѣніями, которыя бѣжали одни за другими.

 Милэди вздрогнула.

 -- Однако мы уже не въ городѣ, замѣтила она. Молодой офицеръ продолжалъ молчать.

 -- Я не поѣду дальше, если вы не скажете мнѣ, куда вы меня везете, предупреждаю васъ!

 Эта угроза осталась также безъ всякаго отвѣта.

 -- О, это уже слишкомъ! вскричала милэди.-- На помощь ко мнѣ! на помощь!

 Никто не отозвался на ея крикъ, карета продолжала ѣхать съ прежней быстротой, а офицеръ, казалось, превратился въ статую.

 Милэди взглянула на офицера съ тѣмъ страшнымъ выраженіемъ, которое иногда появлялось на ея лицѣ и въ рѣдкихъ случаяхъ не производило должнаго впечатлѣнія; глаза ея сверкали въ темнотѣ отъ гнѣва. Молодой человѣкъ оставался попрежнему безстрастнымъ зрителемъ.

 Милэди хотѣла открыть дверцу и выскочить.

 -- Берегитесь, сударыня, хладнокровно сказалъ молодой человѣкъ:-- если выскочите, то убьетесь.

 Милэди опять сѣла, дрожа отъ гнѣва; офицеръ наклонился, поглядѣлъ на нее и, казалось, былъ удивленъ при видѣ этого лица, прежде такого красиваго, а теперь искаженнаго бѣшенымъ гнѣвомъ и сдѣлавшагося почти отвратительнымъ. Хитрое созданье сообразило, что она вредитъ себѣ, давая возможность видѣть состояніе души своей; черты лица ея прояснились, и она сказала жалобнымъ голосомъ:

 -- Ради Бога, скажите мнѣ, должна ли я приписать вашему правительству или какому-нибудь моему врагу то насиліе, которому я подверглась?

 -- Вамъ не дѣлаютъ никакого насилія, сударыня, и все, чему вы подверглись, есть только простая мѣра предосторожности, которую мы обязаны принимать относительно всѣхъ пріѣзжающихъ въ Англію.

 -- Такъ вы меня не знаете вовсе?

 -- Я въ первый разъ имѣю честь видѣть васъ.

 -- И, скажите по совѣсти, у васъ нѣтъ никакой личной причины ненавидѣть меня?

 -- Никакой, клянусь вамъ.

 Въ голосѣ молодого человѣка было столько спокойствія, хладнокровія и даже нѣжности, что милэди успокоилась.

 Наконецъ, проѣхавши приблизительно около часу, карета остановилась передъ желѣзною рѣшеткой, за которой дорога вела къ массивному, уединенному, строгаго стиля старинному замку. Въ то время, какъ колеса покатились по мелкому песку, до милэди донесся сильный шумъ, въ которомъ она узнала ревъ волнъ, ударявшихся о крутой берегъ. Карета проѣхала подъ двумя сводами и наконецъ остановилась въ закрытомъ съ четырехъ сторонъ темномъ дворѣ; тотчасъ же дверца кареты отворилась, молодой человѣкъ легко выпрыгнулъ и предложилъ руку милэди, которая на нее оперлась и вышла довольно спокойно.

 -- Все-таки, сказала милэди, поглядѣвъ вокругъ себя и переведя свой взглядъ на молодого офицера съ самой пріятной улыбкой,-- я плѣнница; но это ненадолго, я въ этомъ увѣрена, прибавила она,-- моя совѣсть и ваша любезность ручаются мнѣ въ этомъ.

 Какъ ни былъ лестенъ этотъ комплиментъ, офицеръ все-таки ничего не отвѣтилъ, но, вынувъ изъ-за пояса маленькій серебряный свистокъ, похожій на тѣ, которые употребляются боцманами на военныхъ корабляхъ, онъ свистнулъ три раза на разные тона; тогда появились нѣсколько человѣкъ, распрягли усталыхъ лошадей, отъ которыхъ шелъ паръ, и поставили карету въ сарай.

 Послѣ этого офицеръ со своей прежней спокойной вѣжливостью пригласилъ плѣнницу войти въ домъ. Она, съ тою же улыбкой на лицѣ, взяла его подъ руку и вошла съ нимъ въ низкую со сводомъ дверь, которая только въ глубинѣ была освѣщена и вела къ каменной круглой лѣстницѣ; затѣмъ они остановились передъ массивной дверью; молодой человѣкъ вложилъ въ замокъ ключъ, бывшій при немъ; дверь тяжело повернулась на петляхъ и передъ ними открылась комната, назначенная для милэди.