Три мушкетера. Том второй - [73]

 Атосъ вздрогнулъ, провелъ рукой по лбу, точно вытирая потъ, и всталъ въ нервномъ волненіи, которое онъ былъ не въ силахъ скрыть. Между тѣмъ день прошелъ и медленно наступилъ вечеръ, но наконецъ онъ все-таки наступилъ; трактиры наполнились посѣтителями; Атосъ, получившій свою долю отъ продажи брильянта, совсѣмъ не выходилъ изъ трактира Парпильо. Въ лицѣ Бюзиньи, который къ тому же угостилъ ихъ чуднымъ обѣдомъ, онъ нашелъ отличнаго партнера, вполнѣ достойнаго себя. Итакъ, они играли, по обыкновенію, вдвоемъ, когда пробило семь часовъ; слышно было, какъ прошелъ патруль, чтобы усилить посты; въ семь часовъ съ половиною пробили зорю.

 -- Мы погибли, прошепталъ д'Артаньянъ на ухо Атосу.

 -- Вы хотите сказать, что мы проиграли, спокойно возразилъ Атосъ, вынимая изъ кармана четыре пистоля и бросая ихъ на столъ.-- Пойдемте, господа, продолжалъ онъ:-- бьютъ зорю, пора спать.

 И Атосъ вышелъ изъ трактира Парпильо въ сопровожденіи д'Артаньяна. Арамисъ шелъ сзади подъ руку съ Портосомъ. Арамисъ скандировалъ какіе-то стихи, а Поргосъ отъ времени до времени дергалъ себя въ отчаяніи за волосы.

 Вдругъ въ темнотѣ обрисовалась тѣнь, очертаніе которой показалось знакомымъ д'Артаньяну, а еще болѣе знакомый голосъ сказалъ ему:

 -- Я принесъ вамъ, баринъ, вашъ плащъ, потому что сегодня довольно свѣжо.

 -- Плянше! вскричалъ д'Артаньянъ внѣ себя отъ радости.

 -- Плянше! повторили Портосъ и Арамисъ.

 -- Ну, что же! да, Плянше, сказалъ Атосъ: -- что же тутъ удивительнаго? Онъ обѣщалъ вернуться въ восемь часовъ, и теперь бьетъ восемь. Браво, Плянше, ты малый, умѣющій держать слово, и если когда-нибудь ты оставишь своего барина, я возьму тебя къ себѣ.

 -- О! нѣтъ, никогда, сказалъ Плянше:-- я никогда не оставлю г. д'Артаньяна.

 Въ эту самую минуту д'Артаньянъ почувствовалъ, что Плянше сунулъ ему въ руку записочку.

 Д'Артаньяну ужасно хотѣлось обнять Плянше по его возвращеніи, какъ онъ это сдѣлалъ при его отъѣздѣ, но онъ боялся, чтобы такой знакъ расположенія, выказанный среди улицы, не показался бы страннымъ кому-нибудь изъ прохожихъ, и удержался.

 -- Записка у меня, шепнулъ онъ Атосу и своимъ друзьямъ.

 -- Хорошо, сказалъ Атосъ:-- пойдемъ домой и прочитаемъ.

 Записка просто жгла руку д'Артаньяну; онъ хотѣлъ ускорить шагъ, но Атосъ взялъ его подъ руку, такъ что молодой человѣкъ поневолѣ принужденъ былъ замедлить шагъ.

 Наконецъ вошли въ палатку, зажгли лампу, и въ то время, какъ Плянше стоялъ у входа на стражѣ, чтобы никто не засталъ четырехъ друзей врасплохъ, д'Артаньянъ дрожащей рукой сломалъ печать и вскрылъ ожидавшееся съ такимъ нетерпѣніемъ письмо.

 Оно заключало полстроки чисто британскаго почерка и было самаго лаконическаго содержанія:

 "Thank you, be easy".

 Что означаетъ: "Благодарю васъ, будьте спокойны".

 Атосъ взяль письмо изъ рукъ д'Артаньяна, поднесъ его къ лампѣ, зажегъ и держалъ его, пока оно все не обратилось въ пепелъ.

 Затѣмъ позвали Плянше.

 -- Теперь, любезный, ты можешь требовать свои семьсотъ ливровъ, но ты немногимъ рисковалъ съ такимъ письмомъ!

 -- Но, несмотря на это, я очень старался получше спрятать его, отвѣчалъ Плянше.

 -- Ну-ка, сказалъ д'Артаньянъ,-- разскажи намъ, какъ ты это дѣлалъ.

 -- Нѣтъ, сударь, не теперь, потому что слишкомъ долго разсказывать.

 -- Совершенно вѣрно, Плянше, замѣтилъ Атосъ: -- къ тому же уже пробили зорю, и если у насъ огонь будетъ горѣть дольше, чѣмъ у другихъ, это замѣтятъ.

 -- Пусть будетъ такъ, согласился д'Артаньянъ.-- Ляжемте спать. Спи хорошо, Плянше!

 -- Могу васъ увѣрить, баринъ, что я усну спокойно въ первый разъ послѣ шестнадцати дней.

 -- И я тоже! проговорилъ д'Артаньянъ.

 -- И я тоже! произнесъ Портосъ.

 -- И я тоже! сказалъ Арамисъ.

 -- Сказать по правдѣ, и я тоже! присоединился къ нимъ Атосъ.

 

XXII. Судьба.

 Милэди, внѣ себя отъ гнѣва, бѣгала по палубѣ, точно разъяренная львица, которую отправляютъ на кораблѣ, и хотѣла броситься въ море, потому что не могла перенести мысли, что она уѣзжаетъ изъ Франціи, не отомстивъ д'Артаньяну за нанесенное ей оскорбленіе и Атосу за его угрозы. Эта мысль сдѣлалась вскорѣ для нея настолько невыносимой, что она стала умолять капитана высадить ее на берегъ, рискуя даже ужасными послѣдствіями, но капитанъ, очень спѣшившій выйти поскорѣе изъ своего ложнаго положенія, попавъ между французскими и англійскими крейсерами, какъ летучая мышь между крысами и птицами, очень торопился поскорѣе достигнуть береговъ Англіи и упорно отказывался повиноваться ея требованію, которое онъ принималъ за женскій капризъ; впрочемъ, онъ обѣщалъ своей пассажиркѣ, которая была особенно рекомендована его заботамъ кардиналомъ, высадить ее, если море и французы это позволять, въ одномъ изъ бретонскихъ портовъ: или въ Лоріанѣ, или въ Брестѣ, но пока дулъ противный вѣтеръ и море было бурное, они лавировали и старались держаться подальше отъ берега. Черезъ девять дней по отплытіи изъ Шаранты милэди, блѣдная отъ огорченія и гнѣва, увидѣла только синеватый берегъ Финистера. Она разсчитала, что для того, чтобы проѣхать этотъ уголокъ Франціи и снова вернуться къ кардиналу, ей потребуется по крайней мѣрѣ три дня; прибавьте къ этому еще день на сборы, въ итогѣ будетъ четыре дня; прибавьте эти четыре дня еще къ четыремъ другимъ на обратный путь, всего, значитъ, тринадцать!-- тринадцать потерянныхъ дней, въ продолженіе которыхъ могло произойти въ Лондонѣ столько новыхъ событій. Она подумала, что, безъ сомнѣнія, кардиналъ страшно разсердится, если она вернется, а слѣдовательно болѣе будетъ склоненъ повѣрить жалобамъ другихъ на нее, чѣмъ ея обвиненіямъ противъ нихъ. А потому, проходя мимо Лоріана и Бреста, она не настаивала больше на своемъ прежнемъ требованіи, а капитанъ со своей стороны поостерегся напомнить ей объ этомъ. Итакъ, милэди продолжала свой путь, изъ тотъ самый день, какъ Плянше отплылъ изъ Портсмута во Францію, посланница кардинала торжественно вступила въ портъ.