Три мушкетера. Том второй - [32]

 -- Не боитесь ли вы, любезный д'Артаньянъ? спросила она рѣзкимъ, насмѣшливымъ тономъ, странно прозвучавшимъ въ темнотѣ.

 -- Вы, конечно, этого не думаете, сердце мое! отвѣчалъ д'Артаньянъ:-- но что если этотъ бѣдный графъ Вардъ окажется менѣе виновнымъ, чѣмъ вы это думаете?

 -- Во всякомъ случаѣ, сказала строго милэди,-- онъ меня обманулъ, и съ той минуты, какъ онъ меня обманулъ, онъ заслужилъ смерть.

 -- Ну, такъ онъ умретъ, если вы его приговорили къ этому! произнесъ д'Артаньянъ такимъ твердымъ, рѣшительнымъ тономъ, который милэди приняла за выраженіе самой непоколебимой преданности.

 Она тотчасъ же придвинулась къ нему.

 Мы не можемъ сказать, какъ скоро прошла эта ночь для милэди, но д'Артаньяну показалось, что онъ не болѣе какихъ-нибудь двухъ часовъ провелъ съ нею, когда первые лучи начали уже пробиваться сквозь щели жалюзи, и вскорѣ вся комната озарилась блѣднымъ свѣтомъ начинающагося дня.

 Тогда милэди, видя, что д'Артаньянъ хочетъ съ ней разстаться, напомнила ему данное ей обѣщаніе отомстить за нее Варду.

 -- Я совершенно готовъ, сказалъ д'Артаньянъ: -- но только прежде я желалъ бы удостовѣриться въ одномъ.

 -- Въ чемъ? спросила милэди.

 -- Въ томъ, что вы меня любите.

 -- Мнѣ кажется, что я уже доказала вамъ это.

 -- Да, и потому я преданъ вамъ теперь и тѣломъ, и душой.

 -- Благодарю васъ, мой храбрый возлюбленный, но такъ какъ я доказала вамъ любовь мою, то и вы мнѣ, въ свою очередь, докажете свою. Не правда ли?

 -- Конечно. Но если вы въ самомъ дѣлѣ меня любите, какъ говорите, сказалъ д'Артаньянъ:-- развѣ вы нисколько не боитесь за меня?

 -- Но чего же мнѣ бояться?

 -- Вѣдь я тоже могу быть опасно раненъ, даже убитъ.

 -- Это невѣроятно, сказала милэди: -- вы такой храбрый и такъ искусно владѣете шпагой.

 -- Такъ вы не хотите избрать какую-нибудь другую месть, не требующую пролитія крови? спросилъ д'Артаньянъ.

 Милэди молча взглянула на своего любовника; блѣдный свѣтъ первыхъ дневныхъ лучей придавалъ ея глазамъ выраженіе какой-то особенной мрачности.

 -- Право, сказала она,-- мнѣ кажется, что вы теперь колеблетесь.

 -- Нѣтъ, я не колеблюсь; но, право, мнѣ жалъ этого бѣднаго графа Варда съ тѣхъ поръ, какъ вы его не любите, и мнѣ кажется, что всякій человѣкъ вслѣдствіе одного уже того, что лишился вашей любви, такъ жестоко наказанъ, что нѣтъ надобности еще его наказывать.

 -- Кто вамъ сказалъ, что я его любила? спросила милэди.

 -- По крайней мѣрѣ, я могу думать теперь безъ особенной самонадѣянности, что вы любите другого, сказалъ молодой человѣкъ нѣжнымъ голосомъ,-- и я повторяю, что принимаю участіе въ графѣ.

 -- Вы? спросила милэди.

 -- Да, я.

 -- Но отчего это?

 -- Потому что я одинъ знаю...

 -- Что?

 -- Что онъ далеко не такъ виновенъ или, скорѣе, не былъ виновенъ передъ вами, какъ это кажется.

 -- Въ самомъ дѣлѣ? сказала милэди встревоженнымъ голосомъ:-- объяснитесь, потому что я положительно не знаю, что вы хотите сказать.

 И она посмотрѣла на д'Артаньяна, который обнималъ ее, и ея глаза мало-по-малу стали разгораться.

 -- Да, я человѣкъ благородный, сказалъ д'Артаньянъ, рѣшившійся покончить,-- и съ тѣхъ поръ, какъ ваша любовь принадлежитъ мнѣ, съ тѣхъ поръ, какъ я увѣренъ въ ней,-- вѣдь я могу быть увѣренъ въ ней, не правда ли?

 -- Совершенно, но продолжайте.

 -- Ну, я и чувствую въ себѣ какую-то перемѣну, и одно признаніе тяготитъ меня.

 -- Признаніе?

 -- Если бы я сомнѣвался въ вашей любви, я не сказалъ бы этого, но вы меня любите, моя прелестная возлюбленная, не правда ли, вы меня любите?

 -- Безъ сомнѣнія.

 -- Въ такомъ случаѣ, если бы вслѣдствіе черезмѣрной любви къ вамъ я оказался бы въ чемъ-нибудь виноватымъ передъ вами, вы меня простите?

 -- Можетъ быть.

 Д'Артаньянъ съ самой пріятной улыбкой сдѣлалъ попытку приблизить свои губы къ губамъ милэди, но та отстранилась.

 -- Это признаніе? сказала она, блѣднѣя:-- что это за признаніе?

 -- Вы назначали свиданіе Варду въ этотъ четвергъ въ этой самой комнатѣ, не правда ли?

 -- Я?! нѣтъ! Этого не было, сказала милэди такимъ рѣшительнымъ голосомъ и съ такимъ безстрастнымъ лицомъ, что если бы д'Артаньянъ не былъ въ этомъ такъ увѣренъ, онъ усомнился бы.

 -- Не лгите, мой прелестный ангелъ, сказалъ д'Артаньянъ, улыбаясь,-- это было бы безполезно.

 -- Какъ такъ? Говорите же! Вы меня уморите!

 -- О, успокойтесь, вы не виноваты относительно меня, и я уже простилъ васъ.

 -- Но что жъ дальше, дальше!

 -- Вардъ не можетъ ничѣмъ похвастаться.

 -- Отчего? Вы сами сказали мнѣ, что это кольцо...

 -- Это кольцо, моя любовь, у меня. Графъ Вардъ, бывшій у васъ въ четвергъ, и сегодняшній д'Артаньянъ -- одно и то же лицо.

 Безумецъ ожидалъ удивленія, смѣшаннаго съ стыдливостью, маленькой бури, которая разразится слезами, но онъ сильно ошибся, и его заблужденіе продолжалось недолго. Блѣдная и страшная милэди выпрямилась и, оттолкнувъ д'Артаньяна сильнымъ ударомъ въ грудь, бросилась съ постели.

 Было уже совершенно свѣтло. Д'Артаньянъ удержалъ ее за пенюаръ изъ тонкаго индійскаго батиста, чтобы вымолить себѣ прощеніе, но она властнымъ и рѣшительнымъ движеніемъ сдѣлала попытку вырваться. Тогда батистъ разорвался, обнаживъ плечи, и на одномъ изъ этихъ прекрасныхъ, круглыхъ бѣлыхъ плечъ д'Артаньянъ съ невыразимымъ ужасомъ увидѣлъ цвѣтокъ лиліи, эту неизгладимую мѣтку, которую кладетъ позорная рука палача.