Три мушкетера. Том второй - [31]

 Она позвонила; явилась Кэтти.

 -- Уйдите черезъ эту дверь, сказала она, отворяя маленькую, потайную дверь,-- и возвращайтесь въ одиннадцать часовъ, мы окончимъ этотъ разговоръ; Кэтти васъ проведетъ ко мнѣ.

 Бѣдный ребенокъ чуть не упалъ, лишившись чувствъ, услышавъ послѣднія слова милэди.

 -- Что же вы стоите здѣсь, точно статуя! Проводите г. д'Артаньяна и сегодня вечеромъ, въ одиннадцать часовъ... вы слышали?..

 Какъ кажется, она всегда назначаетъ свои свиданія въ одиннадцать часовъ: это ея обыкновеніе.

 Милэди протянула ему руку, которую онъ нѣжно поцѣловалъ.

 -- Однако, думалъ онъ, уходя и едва отвѣчая на упреки Кэтти,-- не разыграть бы изъ себя дурака; положительно, эта женщина большой руки мошенница, будемъ держать себя осторожно.

 

X. Тайна милэди.

 Д'Артаньянъ, несмотря на всѣ убѣдительныя и настойчивыя просьбы Кэтти, вмѣсто того, чтобы пройти прямо въ комнату молодой дѣвушки, вышелъ изъ отеля, и сдѣлалъ это по двумъ причинамъ: во-первыхъ, онъ избѣжалъ такимъ образомъ упрековъ, жалобъ и просьбъ, а во-вторыхъ -- ему хотѣлось остаться немного одному, чтобы собраться со своими мыслями и по возможности разгадать мысли этой женщины. Яснѣе всего для него во всемъ этомъ было то, что онъ любитъ милэди, какь сумасшедшій, и что она его ничуть не любила. Одну минуту д'Артаньянъ думалъ, что всего бы лучше сейчасъ же пойти къ себѣ и написать милэди длинное письмо, въ которомъ признаться ей, что онъ и Вардъ были до этой минуты однимъ и тѣмъ же лицомъ, а слѣдовательно онъ не можетъ брать на себя убійство Варда, чтобъ не совершить самоубійства. Но имъ въ то же время овладѣло яростное желаніе мести; онъ хотѣлъ, въ свою очередь, овладѣть этой женщиной подъ своимъ собственнымъ именемъ, и такъ какъ это мщеніе обѣщало ему извѣстнаго рода наслажденіе, то онъ не захотѣлъ отъ него отказаться.

 Онъ пять или шесть разъ обошелъ кругомъ Королевскую площадь, оборачиваясь черезъ каждые десять шаговъ, чтобы взглянуть на свѣтъ въ квартирѣ милэди, который былъ виденъ сквозь жалюзи: было очевидно, что на этотъ разъ молодая женщина спѣшила менѣе, чѣмъ прошлый разъ, уйти въ свою спальню. Наконецъ свѣтъ исчезъ.

 Съ этимъ свѣтомъ исчезла послѣдняя нерѣшительность въ сердцѣ д'Артаньяна; сердце его радостно билось, голова была точно въ огнѣ, онъ вернулся въ отель и стремительно вошелъ въ комнату Кэтти.

 Бѣдная дѣвушка, блѣдная, какъ смерть, дрожа всѣми членами, хотѣла остановить своего любовника, но милэди была на стражѣ и, услышавъ шумъ при входѣ д'Артаньяна, отворила дверь.

 -- Войдите, пригласила она.

 Все это было такъ невѣроятно цинично, такъ нагло и безстыдно, что д'Артаньянъ едва вѣрилъ тому, что видѣлъ и слышалъ. Ему казалось, что онъ увлеченъ въ одну изъ тѣхъ фантастическихъ интригъ, которыя случаются только во снѣ.

 Тѣмъ не менѣе, онъ быстро вошелъ къ милэди, уступая магнетической силѣ притяженія, влекущей его къ ней, какъ желѣзо къ магниту.

 Дверь заперлась за ними.

 Кэтти, въ свою очередь, бросилась къ двери.

 Ревность, злоба, оскорбленная гордость, однимъ словомъ, всѣ страсти, волнующія сердце влюбленной женщины, побуждали ее открыть истину, но она погибла бы сама, если бы призналась, что принимала участіе во всей этой интригѣ, и кромѣ того потеряла бы навсегда д'Артаньяна. Это послѣднее соображеніе заставило ее принести еще послѣднюю жертву. Д'Артаньянъ достигъ цѣли всѣхъ своихъ желаній: въ немъ любили на этотъ разъ не соперника, а дѣлали видъ, что любили его самого. Тайный голосъ говорилъ ему въ глубинѣ его сердца, что онъ былъ не болѣе, какъ орудіе мести, которое ласкали въ ожиданіи, что онъ свершитъ убійство, но его гордость, самолюбіе, страсть заставляли умолкнуть этотъ голосъ, заглушали этотъ ропотъ. При этомъ еще нашъ гасконецъ, съ извѣстной дозой самоувѣренности, которая намъ уже извѣстна, сравнивалъ себя съ Вардомъ и задавалъ себѣ вопросъ: почему бы, въ концѣ концовъ, нельзя полюбить и его самого?

 Итакъ, онъ всецѣло отдался увлеченію данной минуты. Милэди не была уже для него той женщиной съ гибельными намѣреніями, которая за минуту передъ тѣмъ такъ пугала его, а пылкой, страстной любовницей, отдавшейся всецѣло любви, которую, казалось, она сама испытывала. Такимъ образомъ прошло приблизительно часа два.

 Между тѣмъ восторгъ двухъ любовниковъ охладѣлъ; милэди, руководимая далеко не одинаковыми побужденіями съ д'Артаньяномъ, не могла окончательно забыться; она первая вернулась къ дѣйствительности и спросила молодого человѣка, нашелъ ли онъ какой-нибудь предлогъ, долженствующій вызвать столкновеніе между нимъ и Вардомъ, слѣдствіемъ чего должна была произойти на завтра ихъ дуэль.

 Но д'Артаньянъ, мысли котораго приняли совершенно иной оборотъ, позволилъ себѣ забыться, какъ глупецъ, и любезно отвѣтилъ ей, что слишкомъ поздно, чтобы думать о дуэляхъ на шпагахъ.

 Эта холодность къ единственному предмету, интересующему ее, испугала милэди, и вопросы ея сдѣлались еще настойчивѣе. Тогда д'Артаньянъ, никогда серьезно и не помышлявшій объ осуществленіи этой невозможной дуэли, хотѣлъ перемѣнить разговоръ, но это было ему не по силамъ. Милэди своей желѣзной волей и увлекающимъ умомъ, которому трудно было противостоять удерживала его въ заранѣе предначертанныхъ ею гравицахъ. Д'Артаньянъ думалъ, что поступаетъ очень умно, совѣтуя милэди отказаться отъ составленныхъ ею ужасныхъ замысловъ и простить Варда, но при первыхъ сказанныхъ имъ словахъ молодая женщина задрожала и отстранилась отъ него.