Три мушкетера. Том второй - [17]

 -- Ей-Богу! подумалъ Портосъ, бросая взглядъ на этихъ трехъ голодныхъ (подростокъ, понятно, не удостоился чести быть допущеннымъ къ хозяйскому столу), ей-Богу! на мѣстѣ моего кузена я не держалъ бы у себя такихъ обжоръ. Можно подумать, что это какіе-нибудь потерпѣвшіе крушеніе, не ѣвшіе цѣлыхъ шесть мѣсяцевъ.

 Метръ Кокенаръ явился въ столовую въ креслѣ на колесикахъ, подталкиваемомъ г-жой Кокенаръ, которой Портосъ, въ свою очередь, поспѣшилъ на помощь и помогъ довезти мужа до стола.

 Какъ только его ввезли, носъ и челюсти его тотчасъ же, какъ и у писцовъ, пришли въ движеніе.

 -- Ого, сказалъ онъ,-- какой аппетитный запахъ у супа!

 -- Чортъ возьми! да что онъ находить необыкновеннаго въ этомъ супѣ? подумалъ Портосъ при видѣ слабаго бульона, правда, поданнаго въ большомъ количествѣ, но совсѣмъ не наварнаго, въ которомъ кое-гдѣ плавало нѣсколько сухариковъ, точно острова въ Архипелагѣ. Г-жа Кокенаръ улыбнулась, и по данному ею знаку всѣ поспѣшили сѣсть за столъ.

 Метру Кокенару подали первому, затѣмъ Портосу; затѣмъ г-жа Кокенаръ наполнила свою тарелку и раздѣлила сухарики безъ бульона нетерпѣливымъ писцамъ.

 Въ эту самую минуту дверь столовой отворилась со скрипомъ, и черезъ полуотворенныя половинки Портосъ увидѣлъ маленькаго писца, который, не имѣя возможности принять участія въ пиршествѣ, доѣдалъ свой хлѣбъ при двойномъ запахѣ кухни и столовой.

 Послѣ супа горничная подала вареную курицу -- роскошь, при видѣ которой присутствовавшіе сдѣлали такіе большіе глаза, что они готовы были, казалось, лопнуть.

 -- Видно, что вы любите вашихъ родныхъ, м-мъ Кокенаръ, сказалъ прокуроръ, почти съ трагической улыбкой:-- конечно, этой любезностью мы обязаны вашему кузену.

 Бѣдная курица была худа и покрыта грубой щетинистой кожей, которую, несмотря на всѣ усилія, не могли даже пробить никакія кости: должно полагать, ее долго пришлось искать на шестѣ, куда она запряталась, чтобы спокойно умереть отъ старости.

 -- Чортъ возьми! подумалъ Портосъ:-- вотъ это ужасно грустно! Я уважаю старость, но я вовсе не дорожу ею, когда она является въ видѣ варенаго или жаренаго блюда.

 И онъ посмотрѣлъ вокругъ себя, чтобы убѣдиться, раздѣляютъ ли другіе его мнѣніе. Оказалось напротивъ: онъ увидѣлъ только горящіе глаза, которые заранѣе пожирали этотъ чудный экземпляръ курицы,-- предметъ, возбудившій въ немъ такое презрѣніе. Г-жа Кокенаръ придвинула къ себѣ блюдо, ловко отдѣлила двѣ большія черныя лапы, которыя положила на тарелку своего мужа; отрѣзала шею и вмѣстѣ съ головой отложила для себя; затѣмъ отдѣлила крыло для Портоса и возвратила блюдо горничной, подавшей курицу, которая осталась почти нетронутой и исчезла прежде, чѣмъ мушкетеръ успѣлъ уловить разнообразныя проявленія чувства разочарованности, которое проявляется у людей, испытывающихъ его совершенно различно, смотря по характеру и темпераменту.

 Вмѣсто курицы на столѣ появилось блюдо бобовъ, блюдо огромной величины, на которомъ, вмѣстѣ съ бобами, виднѣлись нѣсколько бараньихъ косточекъ, съ перваго взгляда какъ будто бы и казавшихся съ мясомъ, но писцы не поддались на этотъ обманъ, хотя сумрачное выраженіе ихъ лицъ и смѣнилось выраженіемъ покорности судьбѣ.

 Г-жа Кокенаръ раздала это кушанье молодымъ людямъ съ умѣренностью хорошей хозяйки.

 Пришла очередь и вина. Г-нъ Кокенаръ налилъ изъ очень небольшой каменной бутылки по трети стакана каждому изъ молодыхъ людей, налилъ почти такую же порцію себѣ, и бутылка тотчасъ же перешла на сторону Портоса и г-жи Кокенаръ.

 Молодые люди долили треть стакана вина водой, затѣмъ, отпивши изъ него половину, снова долили водой, и такъ до конца обѣда, когда они пили напитокъ, рубиновый цвѣтъ котораго перешелъ въ цвѣтъ дымчатаго топаза.

 Смущенный Портосъ съѣлъ положенное ему куриное крылышко и содрогнулся, почувствовавъ, что колѣно прокурорши коснулось его колѣна. Онъ тоже выпилъ полстакана этого вина, которое такъ берегли, и узналъ въ немъ ужасное мѣстное монтрельское вино.

 Г-нъ Кокенаръ видѣлъ, какъ вино поглощается не разбавленнымъ, и вздыхалъ.

 -- Не скушаете ли вы этихъ бобовъ, кузенъ Портосъ? предложила г-жа Кокенаръ такимъ тономъ, который скорѣе говорилъ: повѣрьте мнѣ, лучше ихъ не ѣсть.

 -- Чортъ бы меня взялъ, если я ихъ только попробую! проворчалъ потихоньку Портосъ...

 И затѣмъ громко добавилъ:

 -- Благодарю васъ, кузина, я совершенно сытъ.

 Наступило молчаніе. Портосъ не зналъ, какъ ему держать себя. Прокуроръ нѣсколько разъ повторилъ:

 -- Ахъ, г-жа Кокенаръ, поздравляю васъ -- вы задали намъ настоящій пиръ! Господи! какъ я наѣлся!

 Г-нъ Кокенаръ съѣлъ свою тарелку супу, черныя куриныя лапки и единственную баранью кость, на которой было еще чуть-чуть мяса.

 Портосъ думалъ, что съ нимъ шутятъ, и ужъ началъ крутить усы и сдвинулъ брови, но колѣно г-жи Кокенаръ опять нѣжно дотронулось до него, какъ бы совѣтуя быть терпѣливѣе. Это молчаніе и перерывъ въ обѣдѣ, совершенно непонятные для Портоса, имѣли, наоборотъ, ужасное значеніе для писцовъ: по одному взгляду прокурора, сопровождавшемуся улыбкой г-жи Кокенаръ, они медленно встали изъ-за стола, еще того медленнѣе сложили свои салфетки, затѣмъ поклонились и вышли.