Три майские битвы на золотом поле - [17]
Дальше надо было договариваться о мире, понятно. И мир был подписан в Вестминстерском аббатстве в тысяча шестьсот пятьдесят четвертом году. Мир этот был весьма странный для того, да и для нашего времени. Обе стороны… приносили друг другу извинения и заклинания в вечной дружбе. И более ничего! Ни тебе дележа Африки в придачу, ни единой монетки контрибуции, ни единого упоминания о делах торговых (а из-за чего все завертелось-то!), ни даже ни к чему не обязывающих официальных символов — ну, там, вроде права захода кораблей в порты.
Мир был странный, и, как всякий странный мир, он лишь казался таковым читающим только официальную хронику. В те времена уже были, конечно, известны такие вещи, как тайные дополнения и протоколы к официальным, громким и пустым договорам. Такой протокол, называемый «Договор об исключении», был подписан и тут. Но за триста лет все тайное становится явным и «Договор об исключении» тут тоже не исключение. Так что мы можем прочитать, о чем же могли договориться люди после двух лет войны и что надо было так тщательно прятать даже от собственных сограждан.
Чего же исключали стороны? Всемогущий диктатор Кромвель, до глубины души ненавидящий Оранский дом за попытку еще Фредерика-Генриха восстановить на троне Карла I, настоял на удивительном соглашении: в договоре был только один пункт.
О чем?
Вильгельм III, принц Оранский, сын «Нидерландского Льва», как именовали Вильгельма II, и внук «Болотного Дракона», никогда, ни при каких условиях не должен был даже приблизиться к трону! Исключено! Даже пост штатгальтера был запрещен для него!
«Республиканская партия», все еще правившая бал в Семи Провинциях (прошу прощения, в Шести, Фрисландия не в счет!), с радостью согласилась на такое необычное требование, не спросив вообще ничего взамен. Тайный договор, состоящий из единственного пункта, был подписан и скрыт от посторонних глаз. Йохан де Вит, первое лицо в Республике, знал, что такого ему не простят даже его соратники в Генеральных Штатах. Но страх перед короной был сильнее.
А основной мирный договор… Ну что, все понимали, что это не мир. Это перемирие. И оно взорвалось десять лет спустя Второй Англо-Голландской войной. «Этим зазнавшимся надо показать!» — такой лозунг могли бы написать на боевых знаменах обе стороны. И показательные выступления состоялись.
А последняя майская ночь, туманная и сырая у белых дуврских скал, сменилась таким же туманным утром. Корабли нидерландского флота все также стояли на якорях — куда плыть-то, если не видно ничего. Главнокомандующий самого большого флота в истории страны, не верил, что англичане решатся сегодня на бой. Море было неспокойным, по нему гуляли холодные волны. В такой обстановке нельзя было даже открыть порты нижней пушечной палубы без риска зачерпнуть пару тонн забортной водички. Остальные же матросы, офицеры и адмиралы своему командующему верили. Еще бы, нынче на адмиральском мостике главной эскадры флота стоял сам Михаель де Райтер, самый прославленный, самый интересный, и, это было для его подчиненных наиболее важно — самый удачливый из множества героев-адмиралов нидерландского флота.
Вообще прославленных флотоводцев у Республики Семи Соединенных Провинций хватало. Но де Райтер выделялся даже на их фоне. И удачливостью в том числе. Хотя это еще большой вопрос, следует ли считать простой удачей выигрываемые бравым адмиралом сражения, если в основе их лежат такие не слишком привычные вольному морскому духу семнадцатого века понятия, как дисциплина, предварительный расчет и даже — подумать только! — упражнения с игрушечными корабликами на карте. А ведь взрослый человек, заняться ему, что ли, нечем? Ну а на робкие намеки, что вот это вот несерьезное дело и помогает побеждать, ответ был один: «Ему везет!»
Де Райтеру, конечно, везло. Отрицать глупо. Не повезет ему уже потом, через сотни лет после смерти. Не повезет в переводе его имени на русский язык. Каких только написаний не встретишь в литературе, посвященной везучему адмиралу! Тут тебе и «Микаэль де Рюитер» и «Мишель де Ритер», и «Рейтаром» он был, и «Раттером»… Вот такое сложное имечко. Я выбрал для этой книжки вариант «Михаель де Райтер». Вообще-то, наиболее фонетически точно с голландского будет что-то вроде «Миххиель де Райютер», а по правилам современной нидерландско-русской транскрипции так вообще «Михил де Рёйтер», но так выглядит не слишком красиво.
И вот теперь адмирал, награжденный разозленным противником прозвищем «Оранжевый кот» (а он и правда походил на кота круглым лицом и задорно торчащими кверху острыми кончиками усов, а также манерой сражаться исключительно в выгодных для себя условиях, загоняя противника в угол), отдал приказ своим кораблям оставаться на месте. В английскую атаку сегодня по утру он не верил. Сам бы он, во всяком случае, атаковать при таких высоких волнах не стал бы.
Постепенно поднимался ветер. Он быстро разогнал туман и еще более усилил волнение. Каково же было удивление голландцев, когда за клочьями тумана они увидели идущий на них в атаку английский флот!
Командующие англичан — да, на адмиральском мостике у англичан было нынче сразу два командующих, весьма необычное явление! — сочли, что попутный ветер — куда более весомый аргумент, чем невозможность стрелять изо всех орудий. Ведь и у голландцев такой возможности нет, но у них и ветра нет! Значит, англичане в более выгодном положении.
«Изумрудная рыбка» покоряет удивительным «русским детским» языком, искренностью и «настоящностью». Николай Назаркин сам был когда-то маленьким пациентом и показывает жизнь больницы изнутри. Но не думайте, что в книжке будет одно нытье и скука — умению дружить и радоваться жизни у героев «палатных» рассказов можно только поучиться!Сборник рассказов «Изумрудная рыбка» — дебют Николая Назаркина в литературе — был сразу замечен критиками и получил Малую премию (за повесть или рассказ) Национальной детской литературной премии «Заветная мечта».
Коля Кашкин и другие слегка взрослые герои этой повести подолгу живут в больнице. Никто из них не выписывается оттуда навсегда. Все возвращаются — рано или поздно.Писатель Николай Назаркин едва упоминает диагнозы, совсем не описывает болезненных процедур, больничной тоски и страхов: его интересует жизнь. Занятия, приметы, привычки и фантазии неунывающих пациентов детской больницы колонистов Мандариновых островов.
2013-й год – юбилейный для Дома Романовых. Четыре столетия отделяют нас от того момента, когда вся Россия присягнула первому Царю из этой династии. И девять десятилетий прошло с тех пор, как Император Николай II и Его Семья (а также самые верные слуги) были зверски убиты большевиками в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в разгар братоубийственной Гражданской войны. Убийцы были уверены, что надёжно замели следы и мир никогда не узнает, какая судьба постигла их жертвы. Это уникальная и по-настоящему сенсационная книга.
Книга об истории второй организации «Земля и воля», существовавшей в 1876 – 1879 годы.
Для русского человека имя императора Петра Великого – знаковое: одержимый идеей служения Отечеству, царь-реформатор шел вперед, следуя выбранному принципу «О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе». Историки писали о Петре I много и часто. Его жизнь и деяния становились предметом научных исследований, художественной прозы, поэтических произведений, облик Петра многократно отражен в изобразительном искусстве. Все это сделало образ Петра Великого еще более многогранным. Обратился к нему и автор этой книги – Александр Половцов, дипломат, этнограф, специалист по изучению языков и культуры Востока, историк искусства, собиратель и коллекционер.
Об Александрийской библиотеке — самой знаменитой библиотеке Древнего мира, созданной в III веке до нашей эры с целью собрать «все книги всех народов» (основатели оценивали задачу приблизительно в 500 тыс. свитков) — мы знаем на удивление мало и даже слово «библиотека» понимаем иначе. Профессор Канфора в своей книге подвергает тщательной ревизии всё, что известно об «исчезнувшей библиотеке», и заново реконструирует ее девятивековую историю. Лучано Канфора — выдающийся итальянский историк и филолог-классик, профессор университета г. Бари, научный координатор Школы исторических наук Сан-Марино.
Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.