Три года одной жизни - [43]

Попробуй убежать теперь! По одному, марш!

Пролезли гуськом через щель арестованные, сунулся в лаз капрал — хлестнули сзади автоматные очереди. Заметались жандармы, сгрудились у лаза, но его закрыло грузное тело убитого капрала. Ни один из карателей не ушел...

Когда Иван Афанасьевич рассказал на базе обо всем случившемся, задумался и Бадаев: как попала к карателям схема? Кто предал?

Подозревать профессора, Кужеля или Гаркушу было невозможно. Оставался сторож музея — он приносил и уносил папку с картами. Неужели заметил, какую из схем рассматривали? И почему офицер подошел именно к Кужелю, а не к кому-нибудь другому? Конечно, сторож мог обрисовать и внешность Кужеля, она у старика приметная, найти можно по одним усам.

Бадаев спросил Ивана Афанасьевича, как выглядел офицер. По описанию Кужеля выходило, что это был Аргир...

Все труднее было Тамаре Шестаковой выбираться из Нерубайского в город. Приходилось пользоваться дальними обходами. Стройная, высокая, она невольно привлекала внимание солдатни. Чтобы избежать этого, Тамара одевалась похуже, завязывала лицо, делала пластыревые наклейки. Утром 16 ноября она подходила уже к станции, как вдруг из переулка вывернула машина с солдатами. Резко затормозив, шофер высунулся из кабины, стал спрашивать дорогу.

Тамара махнула рукой в нужном направлении. Машина была, видимо, неисправной: едва тронулась, заглох мотор. Шофер вышел из кабины, поднял капот.

Несколько солдат спрыгнули на землю размяться и окружили Тамару. Бесцеремонно заглянули в ее сумку, увидели семечки, бидончик с молоком, несколько вареных картофелин. Картошка была тут же съедена, бидончик пошел по рукам — пили молоко через край, торопясь, обливаясь и хохоча... Им было весело, а у Тамары от ужаса сжималось сердце: дно бидона было двойное, в тайнике — шифровка. Яша подогнал наружное донышко туго, но оно успело разработаться и при резком встряхивании могло вывалиться. А солдаты, выпив молоко, принялись перекидываться бидоном, как мячом. Наконец, он упал на землю, и Тамаре удалось схватить его. В кисть ее правой руки тупо ткнулся подкованный носок солдатского башмака, вздулся синяк, но Тамара и внимания на это не обратила. Завел, наконец, шофер машину, раздалась команда, и солдаты вскарабкались обратно в кузов. Машина скрылась за поворотом.

Тамара вздохнула с облегчением, но лицо ее все еще было бледно, а зубы отбивали мелкую дробь. Овладев собой, спохватилась: бидон пуст, пустой передавать диспетчеру нельзя. Побежала на Привоз за молоком. Деньги были не в цене, пришлось отдать за молоко платок.

Много в этот день было жандармерии, солдат и у станции, и в Нерубайском. Чувствовалось: к чему-то готовятся.

Диспетчер сообщил: «Спецэшелон ожидается завтра. Время в секрете».

За два дня до этого Железняку и Яше удалось вынести из диспетчерской копирку — чиновник печатал на машинке график прибытия и отправления поездов.

Но каким номером пустят спецэшелон? А может, вообще без номера?! В графике был подозрительно большой интервал между поездами в вечерние часы. Путейцы предупредили: «Приказано сформировать балластовый состав и вооружить две автодрезины. Будут, наверное, пущены впереди эшелона». Затем со станции Дачная поступило сообщение: «Пригнали балластовый состав и автодрезины». Таким образом, дело понемногу прояснялось.

Дежурившим на перегоне Иванову, Зелинскому и Петренко передали сигнал готовности. Бадаев сам возглавил отряд боевого обеспечения. Отделения расположились в километре от перегона, в щелях и провалах каменоломен...

Второй час у станции Дачная стоял оранжевый экспресс с прицепленными впереди и сзади броневагонами. Паровоз нетерпеливо пофыркивал. По путям сновали люди с фонарями. К трем загруженным песком платформам подгоняли маневровый толкач-«нефтянку». С унынием обреченного повизгивал его пискливый гудок. Своей возможной гибелью балластовый состав должен был предотвратить крушение спецэшелона. На запасном пути стояли вооруженные пулеметами автодрезины. На одну закатили даже пушку. У дрезин молчаливо отплясывали продрогшие на ветру солдаты. Разноголосо прокатились вдоль состава команды на румынском и немецком языках.

— Потушить свет!

Погрузились в темноту светившиеся синими огнями тамбуры вагонов, исчезли световые полоски, окаймлявшие шторы окон.

— Горстка фанатиков терроризирует целую дивизию, — возмущался в одном из вагонов молодой офицер-эсэсовец. — Можно подумать, их армия.

— С армией воевать не мудрено, — отвечал ему сосед, — повоюйте с комаром в ноздре!

— Я попросту вычихнул бы его!

— Не так-то просто вычихнуть из катакомб!

Продолжительный, словно прощальный гудок пропыхтевшей мимо «нефтянки» прервал разговор. Дав короткий сигнал, тронулась одна из автодрезин. Рванул паровоз, но тут же, как бы опомнившись, притормозил, потянул медленно, осторожно, будто под рельсами зыбилось болото или по сторонам пути разверзлась пропасть.

Недалеко от станции у самой колеи валялись опрокинутые вверх колесами вагоны — не убранные еще следы недавнего взрыва на дороге.

Чуть ли не у каждого километрового столба — постовой; перед эшелонами время от времени пропускали балластовые составы. Загруженность их, нажимное действие на рельсы довели до максимального — и все же они проскакивали, а шедшие следом более легкие эшелоны подрывались.. Засечь подрывников карателям пока не удавалось. Стали поговаривать, что и тут взрывы управляются на большой дистанции, может быть, даже по радио. Но все было гораздо проще...