Три года одной жизни - [22]

— Еще пять заявлений в забой, — бойко ответила Дуняша.

Инженер деланно усмехнулся:

— Девичий бунт! Ну что ж, попробуем разобраться еще раз, — продолжал он подчеркнуто спокойным тоном. — Пошло рудоуправление вам навстречу? Пошло. Выдали вам даже отбойный молоток. Но возразили ваши же товарищи, — инженер кивнул в сторону Владимира, — и возразили не без оснований. Пришлось распределить вас подсобницами по забоям. И получилось опять черт знает что... Как прикажете поступать?

Побарабанил выжидательно пальцами по столу, бросил сухо:

— Ладно. Можете идти... Разберемся!

Девушки ушли.

— Так как же, Молодцов, — вернулся инженер к прерванному разговору, — ваше окончательное слово?

— Слово то же, — ответил Владимир.

— Что ж‚ — уже с нескрываемой неприязнью продолжал инженер. — Поговорим начистоту... Ораторствовали вы на вечере ударников насчет помойной, козыряли фактами...

Инженер потряс в воздухе какой-то бумагой:

— Вот они, факты! Заключение комиссии, авторитетной комиссии из главка. Прорыв сточных вод произошел из-за самовольных работ в соседствующей со штреком сбойке.

— Каких работ? — не понял Владимир.

— Вам виднее. Двойные, тройные нормы — дело, конечно, хорошее, но если погоня за ними вызывает такие аварии?! А?

— Вызывает аварии? Не понимаю!

— И понимать нечего, — инженер уже не скрывал злорадного торжества. — Где нашли вас? У сбойки с лопатой в руках! Подбирались к лаве сбоку... Рубанем, мол, жилу с двух сторон — нормы три на-гора сразу и выдадим. Выбрали из кровли грунт — она и рухнула.

— Вы что же, — не веря своим ушам, переспросил Владимир, — хотите коммуну обвинить в аварии?

— Факты обвиняют! — язвительно припомнил инженер Владимиру его же слова, сказанные на вечере ударников.

Владимир молчал. Заключение комиссии главка... Значит, и главк заодно. Прав Федот Данилович: «За хвост ящерицу поймаешь — хвост в руках и останется. А у нее есть голова». Есть, конечно, есть. Сжал кулаки. Не сказав ничего, вышел из кабинета. Сбежал по скрипучей деревянной лестнице на улицу, свернул с освещенной фонарями дороги в проезд между складскими заборами.

Заборы тянулись почти до отвалов и заканчивались у поросшего бурьяном пустыря. Ветер гнал по пустырю поземку, напористо, колко бил в лицо, в грудь. Вобрав голову в плечи, Владимир шагал навстречу ветру. Так легче думалось... Дело принимало не шуточный оборот, нужно было во многом разобраться. Враг оказался изворотливым.

Предлагают на село — ясно, хотят избавиться. Значит, знают за собой грехи... Но где доказательства? Владимир шагал быстрее и быстрее. Нет, не время ему уезжать на село, надо выводить на чистую воду затаившихся врагов. Борьба, конечно, не равная, не опытен он в таких делах... Съездить бы хоть в Кратово, посоветоваться с Солдатовым — ведь чекист. Поговорить бы с Тоней. Вот как получается: приезжала в такую даль, а потолковать ни о чем по существу не успели. Всегда так: встретятся и говорят о мелочах, а когда трудно, сложно, ее рядом нет... А ее, именно ее, в трудные минуты ему и недостает. Вот и сейчас: не пришлось бы даже много рассказывать — все поняла бы с полуслова...

Что же все-таки делать?

Миновав складской двор, Владимир вышел на освещенную улицу. По правую сторону ее тянулся барак общежития. Было уже поздно, но на половине девчат во всех окнах горел свет.

Владимир постучался. Дуня выбежала раскрасневшаяся, с засученными рукавами.

— Мы его не испугались, теперь уже не пять, а восемь заявлений, Молодцов, — радостно сообщила она. Хотим, чтоб и забои были свои — девчачьи. Обучимся наверху. Грузовик водили — одолеем и отбойник! Погоди-ка!

Сбегала, накинула на плечи пальто:

— Пойдем, что скажу...

Отошли от крыльца, заговорила шепотом:

— Девчонки с коммутатора слышали, как инженер начальнику милиции на тебя наговаривал. Но ребята за тебя. Володьку, говорят, замордовать не дадим.

— Спасибо, Веснушонок!

Она широко раскрыла глаза:

— Как назвал?

— Веснушек-то на носу, что звезд на небе. Вот и назвал Веснушонком, — рассмеялся Владимир.

В мужской половине барака светились только два окна — в коридоре и на кухне. Видно, все уже спали. Владимир оскреб у порога сапоги, вошел. В коридоре у печки, кутаясь в тряпье, переминался с ноги на ногу Чаша.

— Ты что?

— Греюсь вот, — пряча глаза, ответил пропойца.

Жалко стало Владимиру спившегося откатчика. Повел его на кухню, усадил за стол, снял с плиты горячий еще чайник, налил кружку до черноты крепкого чая. Поднес парень трясущимися руками кружку к губам, обжигаясь, начал пить. Но глаза его по-прежнему испуганно, беспокойно бегали.

Кто-то нетвердой походкой шел по коридору. В дверях появился Губачев, конечно, «под градусом», — трезвым его не видели уже давно. Чаша заерзал на табурете.

— Чего пришел? — уставился на него злыми глазами Губачев.

— А чего бы ему и не прийти? — вступился за бродягу Владимир.

Чаша молчал.

Опять послышались в коридоре шаги, вошел милиционер.

— Вот ты где, Молодцов... А ты мне нужен. Велено доставить тебя в отделение.

— Доставить? — не совсем еще понимая, переспросил Владимир.

— Доставить, — как бы извиняясь, повторил милиционер. — Так что прошу одеться и проследовать.