Три года одной жизни - [21]

Ощупал девушку бесстыдным взглядом, покосился на Тишина.

— А не отдать ли нам, Тимоха, в промывку молоток? Он ведь покуда не нужен.

— Можно, — согласился Тимофей.

— Бери и дуй наверх, — распорядился Губачев. — Гонять буду сам. С непромытым не возвращайся... Сбоку придется лаву брать, справный должен быть молоток!

Побежал Тимофей наверх. Никогда еще не было так светло, радостно у него на душе, жизнь словно повернулась другой стороной...

Что было? Пятистенная, рубленная из кряжей на века-вечные хата, наглухо забранный кругляшами двор. Корова, телки, три вонючих поросячьих закутка. И каждый день, как только помнит он себя, одно и то же: «Тимоха, свиньям неси! Тимоха, корове сена задай! Телкам пойло приготовь!»

Парни, девки вдоль реки с гармошкой, с песнями, а Тимоха и отец с косами в лес, на закатную росу... До луны накосить, перетаскать и целый день потом ворошить треклятое сено в огороде. Да так, чтобы никто не заприметил, не полюбопытствовал, откуда сено. Разлопоушишься — ремня! Уж бритвой скоблился, а батькин ремень нет-нет да и пройдется с потягом по спине.

— Зверь! — заплачет мать.

— Не скули! — гаркнет на нее отец. — Должен Тимока самостоятельным быть. Душу вытрясу, а самостоятельным сделаю!

Начали на селе раскулачивать, поставил отец сыну штоф самогона:

— Взрослый уже, понимать должен. Расшабашат нас, как пить дать... Газету ноне видел: призыв на шахты, рудники... Почетное, стало быть, дело... Давай, малый, езжай на годок-другой. Будет в семье рабочий человек — не тронут. А там, глядишь, и поуспокоится.

На руднике только и увидел Тимофей другую жизнь: радио стал слушать, кино смотреть, в клуб ходить. Там и приглянулась парню Дуняша, будто ручейком в душу влилась...

Проводил Губачев насмешливым взглядом Тимофея, подмигнул Дуняше:

— Прытко бегает нонче — ты повлияла, — приблизился к девушке. — Влиятельная... И на меня влияешь...

— Не балуй! — сурово предупредила Дуняша.

Но Губачев привалился к ней, в лицо Дуне ударило его жаркое дыхание с водочным перегаром.

— Не дури, крикну!

— Кому? Тут, девонька, могила!

Рванулась Дуняша в сторону.

— Верткая! — покачал головой Губачев. — Силком не буду... Без интересу силком, сдружимся и так.

— Чтой-то мне дружить с тобой — жена есть!

— Нету жены, ушла...

— Пьянью беспробудной стал — вот и ушла.

— Душу скребет, с того и пью... Забыться бы хоть чем...

Цепкими, как клешни, руками он сгреб Дуняшу, впился пропахшими махоркой губами в рот девушки.

Вырвалась Дуня, не помня себя, ударила Губачева по голове лопатой. Схватился за голову, отпрянул.

— В кровь рассекла! Что бывает за такое, знаешь?! Могилка уже вырытая!

Бросилась Дуняша бежать. Поймал. Закричала — стиснул так, что не вздохнуть.

— Ну что ерепенишься? Не я, так другой... Не в конторе своей, под землей... Знала небось на что шла!

Изловчилась Дуня, ударила со всей силы головой ему в переносье, но стукнулась виском о выступ, осела в беспамятстве.

Губачев озверел, темным хмелем налились глаза...

В забой вбежал вернувшийся Тимофей.

— Что делаешь? Га-ад! — с отбойным молотком в руках он двинулся на Губачева.

Тот прижался к Дуняше:

— Убьешь и ее, дурак!

Изловчившись, дернул Тишина за ногу. Покатились оба хрипящим клубком по забою. Увидел кто-то драку, сбежались вагонщики, крепильщики. Очнулась Дуня, закрыла лицо руками, метнулась в штольню...

Судить Губачева не стали — вступился главный инженер шахты. Сам прикатил в милицию, около часа просидел с Губачевым с глазу на глаз. Потом уговорил отпустить забойщика под поручительство администрации. «Парень был на Доске ударников — не можем разбрасываться такими кадрами». Коммунарам же сказал: «Ваше воспитание налицо. Позвольте теперь заняться этим делом мне. А суда не хочет и сама пострадавшая».

Дуняша и в самом деле просила не срамить ее судами.

Через несколько дней главный инженер вызвал к себе Молодцова. Вынул из папки какую-то бумагу и, будто не было у него с Владимиром никаких стычек, дружелюбно сказал:

— Вы, Молодцов, человек политически подкованный, не вам разъяснять, какой будет на селе предстоящая весна. Сплошная коллективизация... Шлем на село лучших людей... Посоветовались мы с товарищами... Вы ж у нас председатель коммуны — имеете своего рода опыт по руководству кооперированным коллективом... Замену себе найдете — взять того же Суворова, крепкий парень... А сами вы нужнее сейчас на селе...

— Я мобилизовался на уголь. Вы сами говорили: «Уголь — хлеб индустрии».

— А речь идет о хлебе народу, — продолжал главный инженер. — Весенний день год кормит. На село даны трактора, а вот механизаторов, организаторов не хватает.

Инженер говорил убедительно, но что-то в его тоне настораживало.

Вошла секретарша, доложила:

— К вам опять те девушки.

— Пропустите! — распорядился инженер. — Коммунарки, — вздохнул он. — Вот, возись теперь. Предложил им подать заявления о переводе на наземную работу, раз в забоях не получилось.

Вошли девушки.

— Написали? — спросил инженер Дуню.

— Написали, — ответила она. — Вот.

Подала несколько листков. Инженер бегло просмотрел их, пожал плечами.

— Не понимаю, что это?