Три года одной жизни - [19]

С ведром и шваброй в руках вошел, прихрамывая, Тишин. Увидев недоумевающего Молодцова, поставил ведро, хитренько улыбнулся.

— Дежурный! — послышался в коридоре звонкий девичий голос. — Кто наследил?

— Поди да погляди! — отозвался Тишин.

В дверь просунулось веснушчатое лицо почтальонши Дуняши.

— Не твой ли почин? — догадался Молодцов, все еще с удивлением разглядывая комнату.

— Почему мой, общий.

— Ребячий?!

— Не ребячий, а девчачий... В коммуну вступают четверо девчат.

— Сама, видишь, в забой решила идти и трех товарок сагитировала, — вставил Тишин. — В ответ, стало быть, на вылазку классовых врагов... Ребятам смех, так комсомольского секретаря привела.

— Разговорился! У самой язык есть! — прикрикнула на Тишина девушка. Стала, подбоченясь, перед Молодцовым. — Дурни ребята ваши, вот кто! «Девчонка в забое, что баба на корабле». А девушки будут и на кораблях, и в забоях — вот! В вашу коммуну не примете — свою создадим!

— Постой, постой! — остановил Дуняшу Владимир. — Ты не торопись. Кто сказал: «Девчонка в забое, что баба на корабле?»

— Губач.

— Неумное заявление. Не пойму одного: о каких девчатах речь?

— Не все ли равно, о каких? Настя-экспедиторша, Феня-приемщица, Таня-уборщица...

— Весь узел связи?

— На связи справятся и несоюзные... Комсомолкам место в забое! — решительно заявила Дуняша, повернулась, ушла.

Молодцов посмотрел на Тишина.

— Ну, а это-то, — он обвел глазами комнату, — кто все-таки затеял?

— Она — кто же! — широко улыбнулся Тишин. — Стыдно, говорит, за такую бескультурную коммуну перед товарками. Вот и скоблим цельных два дня.

Владимир оглядел еще раз тумбочки, кровати. Все как в образцовой красноармейской казарме. И кто наводит чистоту! Тишин — парень, подряжавшийся в поселке на самые грязные работы. Станут, бывало, смеяться над ним — отрежет: «Деньги не пахнут, а одежа выветрится». И он скоблит два дня общежитие! Даже не верилось.

Усадил Владимир Тишина рядом.

— Давай-ка по порядку. Ребята что же — против девчат?

— Да против, по правде говоря, один Губач...

— А он разве коммунар?

— Весь барак в коммуне. Куда ж его? Пить, правда, стал, каждый день. Но комсомольский секретарь сказал ребятам: «На то и коммуна, чтоб перевоспитывать».

— И ты, смотрю, перевоспитался? — засмеялся Молодцов. — Замок-то с тумбочки снял?

— Что ж одному против всех? — Тишин обмотал швабру тряпкой, намочил в ведре: — Посторонись-ка. Протереть велено. Будет еще за то, что ты наследил!

Владимир встал.

— Девка, выходит, бой?!

— Ой-ей-ей! — многозначительно протянул Тишин.

— Нравится?

— Так уж сразу и нравится? Хозяйская, вот и нравится...

— Ну, ну, — улыбнулся Владимир. — С тряпки вон лужа натекла. Вытирай, а то будет и тебе.

Молодцов заглянул в другие комнаты. Те же нововведения, чистота, порядок.

На улице шел снег. У дверей клуба фонари освещали красочную афишу: «Новогодний вечер ударников». Внизу приписка: «Вход свободный» — не так уж много было на руднике ударников. «Устроить бы вечер коммунаров, — подумал Владимир, — возникли бы, глядишь, коммуны и на других шахтах».

Открыли вечер ударников сообщением о контрольных цифрах наступавшего нового года. Директор отсутствовал, с докладом выступил главный инженер. Цифры он пересыпал лозунгами:

— Уголь, товарищи, — хлеб индустрии! Контрольные цифры — вехи новых побед!

В зале царило оживление. Самодеятельный духовой оркестр то и дело исполнял туш.

Вторым вопросом праздничной повестки дня был почин комсомолок. Дуняшу с тремя ее подружками вызвали на сцену. Под захлебывающиеся звуки туша преподнесли девушкам новенькие спецовки и отбойный молоток.

— Девушки идут в забой! Это знаменательно, товарищи, — говорил с трибуны главный инженер. — Производственные победы не дадутся им завтра же. Придется помогать девушкам, основательно помогать! Но это будет нашей политической победой!

Перешли к премированию ударников. По седьмой-бис премировали полуботинками Суворова.

— Молодцов в списке был! — крикнул кто-то из зала. — Почему исключили Молодцова? Зашумели.

— Переходим к следующему, последнему вопросу— поспешил загладить инцидент председательствующий. — Выборы оперативно-плановой группы по механизации рудника.

Зал продолжал шуметь. Владимир поднял руку.

— Что у тебя, Молодцов?

— Прошу слова в порядке справки.

— Ну, давай!

Владимир вышел.

— На руднике я новичок, к тому же долго пролежал в больнице. Так что премия была бы незаслуженной, — начал он. — Но сказать кое-что хотел бы.

Председательствующий постучал карандашом по стакану:

— Не время для прений, товарищ Молодцов!

— Дайте человеку высказаться! — выкрикнули из задних рядов.

— Пусть говорит! — подхватил зал.

Председательствующий развел руками, сел.

— Во-первых, о девушках, — неторопливо продолжал Владимир. — Что девушки идут в шахты — это важное дело. И новые спецовки, новый молоток — все, конечно, хорошо. Только спецовка — не модное платьице!

— Вульгаризируете, Молодцов, — отозвался из президиума главный инженер. — Между прочим, девушки-то к вам в коммуну вступают!

— Вот мы и не хотим, чтобы их почин смешали с грязью, — повернулся к инженеру Владимир. — У меня записано дословно, — он достал блокнот. — «Производственные победы не дадутся им завтра же... Придется помогать девушкам, основательно помогать. Но это будет нашей политической победой». Подытожим: девушек никто не обучал. А под землей работать непросто, нужны навыки. Значит, будет систематическое недовыполнение плана. В большую копеечку обойдется такая «политическая победа». Политическое позерство это, а не победа! Опять же удар по коммуне, уже не первый.