Три года одной жизни - [2]

Володя смерил «барыньку» недоверчивым взглядом:

— Небось и не знаешь, что это значит?

— Пионер? — лукаво переспросила девочка. — А сам-то знаешь?

— Как-нибудь, — с достоинством ответил Володя. — Тоже, значит, партейный. Поняла? — спрятал выбившиеся концы галстука за ворот рубахи.

— Получается, что знаменитый мореплаватель Христофор Колумб, который жил четыреста лет назад, был «партейный»?

— Четыреста лет! Да тогда и партии не было...

— Но его тоже называли пионером, — стояла на своем девочка. — Вот и жаль, что не знаешь по-французски.

— Это еще зачем?

— А затем, что «пионер» — слово французское и означает: первооткрыватель, — пояснила «барынька» — И галстуки, если хочешь знать, примерно такие же носили еще при революции во Франции.

— А она там была?!

— Сто лет назад, — авторитетно заявила девочка. — Не как у нас, конечно, но тоже устраивали баррикады и сажали «деревья свободы». Знаешь что, — предложила вдруг она, — давай и мы посадим дерево!

— Зачем?

— Ну просто так... В честь твоего вступления в пионеры. А потом, когда разрешат вступить и мне, посадим второе... Говорят: «Посадившего дерево поблагодарят внуки». Пусть поблагодарят и нас.

Володя посмотрел на девочку внимательнее.

— А тебе разрешат?

— Посадить дерево?

— Вступить в пионеры?

— Не знаю, — вздохнула девочка. — Дядя — за революцию... Тетя — не очень...

— А ты?

— Я, конечно, за! Про Овода читал?

— Про муху, что ли?

— Про героя. Подожди минутку.

Девочка убежала и скоро вернулась с двумя книжками.

— Вот тебе и про Овода, и про Христофора Колумба. Эти прочтешь, еще дам. У нас книг много.

Книги Володя любил.

— А когда прочту, куда принести?

— Во флигель.

— В буржуйский дом не пойду! — отрезал мальчик.

— Ну хорошо. Принеси сюда, вон хоть в дупло положи, — показала она на кряжистую иву.

Домой Володя вернулся уже в сумерках. Не так-то просто было наломать связку сушняка — в лес ходил весь поселок, подбирали все начисто. В оконцах теплушки было темно: экономя керосин, спать ложились пораньше. Чтобы никого не будить, Владимир прошел мимо сестренки и младшего брата босиком, но мать услышала:

— На печке, Володик, картошка... Теплая еще.

Гулко тикали на стене ходики. В печурке тлели угли. Володя раскрыл дверцу печки, вынул из-за пазухи книги.

Тлевшие угли стали покрываться пеплом, Володя с трудом различал буквы. За оконцем светила луна, она висела на звездном небе как большущий фонарь. Володя взял зеркальце, направил лунный луч на страницу. Бегая по строчкам, световой зайчик дрожал, но читать все-таки было можно.

Остыл картофель, почернели в печурке угли, гулявший по теплушке ветер разнес по полу пепел. Петухи пропели второй раз. А Володя не мог оторваться от чтения...

Прочитав обе книжки за три дня, отнес их в условленное место. Через день, отправившись за сушняком, заглянул опять в дупло ивы. Книжки лежали еще там. Шли дожди, и книги подмокли. Делать нечего, пришлось идти во флигель.

Вдоль забора с лаем носился Джек. Володя окликнул его, но пес не признал знакомого.

На лай собаки вышла высокая дама в пенсне, сказала с крыльца:

— Бог подаст!

— Я не за милостыней, — нахмурился Володя. Вынул из-за пазухи книги: — Вот, ваши...

Женщина удивилась:

— Как они к тебе попали?

Володя запнулся — ведь он не знал даже имени девочки.

— Мне... дали их почитать...

— Наташа?

— Я должен был их оставить для нее...

— Где?

— В дупле ивы.

Дама всплеснула руками:

— Совсем как в «Дубровском»... Ах, Натали, Натали! — Взяла книги, сухо сказала: — Наташа больна... И вообще... я запрещаю ей дружить с кем попало!

Володю бросило в жар. Резко повернувшись, он ушел.

За флигелем начиналась огороженная со всех сторон пасека. Сплошной тесовый забор был обит колючей проволокой. Обогнув пасеку, Володя свернул уже на лесную тропинку, как вдруг раздался короткий свист. В заборе раздвинулись две доски, и в образовавшемся лазе показалась голова парня — того самого «дылды», с которым у Володи была схватка за мешок с зерном. Глаза вора,. не моргая, уставились на Владимира.

— Ты-ы?

Он вылез, огляделся по сторонам, протянул ехидно руку:

— Ну, здоро́во!

Володя молчал.

Тогда «дылда» дернул его за конец галстука. Володя отпихнул вора.

— Ошейник повесил красный, а у бар в холуях?

Угрожающе наступая на Володю, хулиган свистнул. Владимира схватили сзади за руки.

— Жмурик, останешься на шухере! — бросил «дылда» остролицему парню в облезлой женской кацавейке.

Володю подтащили к сосне, прикрутили веревкой.

— Заткните кляпом орало, чтоб не пищал, — продолжал распоряжаться главарь.

Чьи-то руки грубо всунули в рот Владимиру тряпку.

Раздвинув оторванные снизу доски, жулики опять полезли на пасеку.

Володя осмотрелся. Кроме трусливо озиравшегося по сторонам парня в кацавейке, рядом никого не было. Попытался избавиться от кляпа — закашлялся, заметался, лицо покрылось багровыми пятнами.

— Но-но, — не на шутку испугался беспризорник, — еще задохнешься! Кричать не будешь — выну. Не будешь?

Володя кивнул головой.

Парень вынул кляп.

— Что это он тебя Жмуриком зовет? — спросил через некоторое время Володя.

— Собака тут бродила, — нехотя отвечал парень, — слепая, бездомная. Жмуриком прозвали.