Три дня - [52]
Она сказала бы, если бы он ее спросил. Но он не спрашивал даже тогда, когда выяснилось, что они не могут иметь детей и что виновата в этом она. Иногда ей казалось, что он догадывается; он знал, что в ее прошлом были годы бурной жизни и что она недовольна многим из того, что тогда делала, и не задавал ей вопросов, наверное из любви к ней. Так нужно ли своим признанием обесценивать это молчание, продиктованное любовью?
Карин вошла в большую комнату, открыла двери, впустила свежий воздух и, встав на пороге, устремила взгляд в поливаемый дождем парк. Вдыхая сырой и прохладный воздух, она на миг забыла о своих заботах, о молитвенном собрании и почувствовала себя красивой и сильной. Ощущение силы радовало ее. Она была дисциплинированным, выносливым работником. Когда у других от усталости и волнения отказывали силы, она вносила в работу спокойствие и ясность, уверенно намечала план действий, и результаты ее решений не раз доказывали, что у нее легкая рука. Она хорошо справлялась со своими служебными обязанностями; под ее руководством церковь училась выживать в условиях уменьшения налоговых поступлений и численности паствы, она умела найти правильный тон в публичных выступлениях по вопросам текущей политики, а тех, кто приходил к ней за советом, встречала внимательным взглядом, полным искреннего участия. Иногда у нее возникало подозрение, что она перестала вкладывать в работу душу и сердце, но не утратила любви к своей профессии только потому, что хорошо справляется с теми задачами, которые ставит перед ней эта работа. Неужели это значит, что ей пора отказаться от своей должности? Ей нравилось также сознавать свою женскую красоту. Она была стройная женщина, с большими карими глазами и гладким, моложавым лицом, при котором седина коротко подстриженных волос воспринималась как модная причуда. Даже с сурово нахмуренными бровями она выглядела моложе своего возраста. Когда же она сидела погруженная в задумчивость или мечтательность или когда сосредоточенно слушала игру на скрипке или на рояле, выражение ее лучистых глаз, хотя и недетское, казалось, несло в себе отблеск нездешнего мира. Муж достаточно часто ей это говорил, так что она это знала, хотя и не могла наблюдать сама в зеркале. Иногда она этим сознательно пользовалась.
Она поставила широким кругом пять стульев. Если соберется меньше пяти человек, так будет не слишком пусто, если больше, то можно будет добавить еще несколько. С лестницы послышались шаги. Муж поприветствовал ее поцелуем, безмолвно сел на один из стульев и прикрыл глаза. Андреас юмористически наблюдал за этой сценкой, но тоже ничего не сказал, а усевшись, тоже закрыл глаза. Йорг не присоединился к их кругу, а устроился в сторонке у стены, оперся локтями на колени и опустил глаза в пол. Его сын и Дорле также не сели на составленные в кружок стулья, а принесли себе по стулу и расположились во втором ряду, выжидательно глядя на Карин. Ульрих и его жена заняли свободные стулья.
— Для нас найдется сборник псалмов? — поинтересовался Ульрих. А когда Карин покачала головой, спросил: — Значит, ты запеваешь, а мы будем подпевать?
Марко прислонился к стене рядом с Йоргом и скрестил на груди руки. Ильза и Кристиана принесли себе стулья и сели во втором ряду. Последними явились Маргарета с Хеннером и устроились немного в сторонке. С приходом каждого нового участника на сердце у Карин становилось все тяжелее.
Карин спела три строфы песни о «Златом солнце»,>[73] ее муж и Ильза знали слова и подхватили песню, другие как могли подпевали без слов. Затем она зачитала евангельский стих.
— Это девиз Фрайбургского университета,>[74] — блеснул своим знанием Ульрих.
— Это девиз ЦРУ, — саркастически дополнил Марко.
— Это девиз любого человека, — сказала Карин и стала говорить о видении и понимании. — Кто мы такие? Если мы это увидим и поймем, у нас есть надежда подняться на высшую ступень. Если нет, то застрянем на достигнутой. Но это не значит, что мы можем навязывать другим свою истину. Когда истина оказывается для нас чересчур болезненной, когда нам не по плечу с ней справиться, мы придумываем себе оправдание и живем с этой ложью, поэтому за ложью, в которой живет человек, мы должны разглядеть истинность выраженного в ней страдания и с уважением к нему отнестись. Нельзя забывать, однако, что ложь, в которой мы живем, не только отражает, но и порождает страдания. Мешая нам разглядеть самих себя, ложь может также помешать нам разглядеть нашего ближнего, а ему не дать разглядеть нас. Иногда не обойтись без борьбы за правду, нашу собственную правду и правду другого человека.
