Три дня одной весны - [87]

Орлов вышел из своего кабинета вместе с подтянутым смуглолицым военным, и они не спеша зашагали по главной улице райцентра. С ветел, стоявших вдоль дороги по обеим ее сторонам, изредка падали отяжелевшие после дождя блеклые листья.

Возле гостиницы спутники остановились.

— Ну вот, — сказал Орлов, — кажется, все. Дела сдал, никому не остался должен. За тебя я спокоен, справишься.

— Еще бы, ты теперь мой начальник, как же тебе не быть спокойным, — шутливо ответил военный.

— Э, оставь! Кто знает, как повернется жизнь? Может быть, скоро ты станешь начальником над всеми нами! Давай-ка лучше сегодня вечером посидим у меня дома, попрощаемся как следует.

— Я и сам думал…

— Тогда жду тебя часов в восемь.

— Что ж, как говорится, в таком случае семь верст не околица!

Посмеялись и расстались.

Вернувшись домой, Орлов снял трубку и через коммутатор позвонил в колхоз «Красный караван». Но к телефону никто не подходил, похоже, в правлении никого не было.

Орлов задумался. Нехорошо получается, если он уедет, не попрощавшись с Садыком. Да и Садык может обидеться, он очень чувствителен. И характер у него непростой. Иногда горячится, вспыхивает как солома, а иногда держится степенно, немногословен. Не сразу поймешь его душу. Он и сам, когда пришел в МТС директором, несколько раз ссорился с ним. Садык был упрям и решителен, наседал: «Дашь трактор, дашь плуг, дашь то, дашь другое…» Орлова это возмущало, казалось, он не желает считаться с тем, что МТС обслуживает и другие колхозы. Однако позже Орлов оценил Садыка. Если тот видел, что какое-то дело выгодно для его колхоза и колхозников, а значит, и для государства, он становился напорист, энергичен, не боялся начальства, неприятностей, все доводил до конца. Слово его было твердо, а сердце — мягко: он не держал обиды даже на тех, кто был к нему несправедлив. Но, столкнувшись со злом, бесчестием, много дней хранил в душе печаль…

«Обязательно нужно повидаться с Садыком. Что ж, придется прогуляться…» — подумал Орлов.

В комнату вошла жена.

— В восемь часов у нас будет гость. А я пройдусь, схожу за Садыком. Если гость придет без меня, пусть немного подождет.

Сказав это, он тут же вышел. До Заргарона было почти три километра.

В правлении колхоза свет не горел, и Орлов пошел к дому Садыка. Ворота оказались заперты. Постучался.

— Кто там? — спросила со двора тетушка Назокат.

— Это я, Орлов. Дома ли Садык?

Тетушка Назокат отворила створку.

— Входите, братец, — пригласила она. — Все ли у вас спокойно, здоровы ли жена и дети?

— Спасибо! Позвольте спросить и вас?

— Все слава богу, братец! Двигаюсь помаленьку, присматриваю за детишками вашего друга. Входите, Садык вот-вот должен вернуться.

— Извините, тетя, ждать не могу. Не знаете, где он сейчас?

— Сейчас, наверное, в дороге. Вот уже десять дней возит зерно на станцию. Каждый день уходит утром, а возвращается в сумерках. Посидите немного, скоро должен быть.

— Тороплюсь я, тетя, жду гостя. Вернется Садык, передайте, чтобы сразу же отправлялся ко мне. Скажите, мол, приходил Орлов, завтра он уезжает насовсем.

— Уезжаете? — удивилась тетушка Назокат. — Отчего же?

Орлов услышал в ее голосе нотки сожаления и ласково улыбнулся.

— Разве вам не пришлись по душе наши места? Знаете ведь, как говорят: горная вода и горный воздух то же золото.

— Нет, тетя! Ваши места мне очень нравятся. Но что поделаешь, работа такая. Куда пошлют, там и должен служить. — Орлов помолчал, оглядел задумчиво двор и добавил: — До свиданья, тетя! Будьте здоровы на счастье сына и внуков. Много раз отведывал хлеб-соль с вашего дастархана, но не мог отплатить добром за доброту. Не поминайте лихом, тетя, и простите, если когда что было не так.

Тетушка Назокат пригорюнилась.

— Я тысячу раз довольна вами, братец. И на этом и на том свете не забуду ваше великодушие и дружескую помощь! Дай бог, чтобы жили и работали среди хороших людей, чтобы на душе у вас всегда было легко…

Улицами кишлака Орлов возвращался обратно. Уже совсем стемнело, резче стали запахи, отчетливее — звуки. На дороге пахло пылью, она легко поднималась с земли и, словно пудра, облепляла сапоги. Где-то лаяла собака, мычала не то корова, не то теленок. Женщина звала своего ребенка. Захлопала крыльями слетевшая с насеста курица, треснула сломавшаяся ветка. Множество звуков, на которые не обращаешь внимания днем, наполняли сумрак. Сейчас эти звуки казались мягче и земля будто дышала ровнее, спокойнее.

Орлов подумал, что уже успел привязаться душой к этим местам и совсем как человек, рожденный здесь, понимает голос ночи.

Прыгая с камня на камень, перебрался он через речушку, маловодную в эту пору, и тут же увидел, что с возвышенности спускаются неясные силуэты. Подошел ближе и увидел: два человека гонят несколько ослов.

«Не Садык ли это?» — подумал Орлов и тут же узнал его по раненой левой ноге — она не сгибалась. Садык тоже узнал Орлова, остановил осла, поздоровался и спросил:

— Похоже, ты из Заргарона?

— Да, заходил к тебе.

— Какой ветер подул, что вспомнил о моем доме?

Орлов понял, что Садык еще не забыл о разговоре с Махсумовым. Однако Садык тут же пригласил: