Три дня одной весны - [60]

Все выше поднималось на востоке солнце, и красный его диск золотистым светом заливал все село. Этот золотистый свет и чистая голубизна неба словно омыли сдавленную тяжелыми предчувствиями душу Усмон Азиза, и он вдруг с надеждой подумал, что наверное же даст ему судьба последнее тихое счастье — остаток дней прожить среди близких. Поднявшись, он подставил лицо солнечным лучам и с благодарным счастливым чувством ощущал на себе их ласковые прикосновения.

День начинался.

— Здравствуйте, почтенный, — раздалось позади него.

Он вздрогнул и повернулся — мулло Салим и Хомид стояли перед ним. Как бы не узнавая, он некоторое время молча смотрел на них увлажнившимися глазами.

— Пришли, — утвердительно сказал затем Усмон Азиз, будто бы отвечая самому себе на какой-то давний вопрос.

— Пришли, — отозвался мулло Салим.

Стоявший чуть позади Хомид прижал к груди руку:

— Мы к вашим услугам.

— Я должен как можно быстрее уехать, — глядя в землю, произнес Усмон Азиз.

— Жаль! — мулло Салим принялся быстро перебирать четки.

Приблизился к ним и молча встал неподалеку Халил.

— Имам! — проговорил Усмон Азиз.

— Слушаю, почтенный.

— С тем бесштанным председателем и отступившим от бога учителем… и с этим сбившимся с пути Анваром… — что нам с ними делать?

— Вчера было сказано: участь их — смерть. Всем троим…

— А вы что думаете? — обратился Усмон Азиз к Хомиду.

— Я? — тот в растерянности переступил с ноги на ногу. — Что я могу думать… Воля ваша.

— Вчера вы были более решительным.

— Жаль их стало, — пробормотал Хомид. — Все-таки дети мусульман…

Тут его взгляд упал на свисающие с ветки тутовника веревки, и Хомид замолчал, как бы утратив дар речи.

— Мусульмане, дети мусульман, — ядовито усмехнувшись, повторил его слова Усмон Азиз. — Да пусть даже их колыбель спустилась с небес — я хочу, чтобы они были наказаны так, как того требует шариат.

— Воля ваша, почтенный, — едва вымолвил Хомид.

Усмон Азиз взглянул на Халила.

— А ты что думаешь?

— Повесить проклятых! — ответил тот и холодно улыбнулся.

Искоса глянул на него Хомид:

— Если бы у кошки были крылья, род воробьев исчез бы с лица земли.

— Трус, — бросил в ответ Халил.

— Хватит! — прикрикнул на них Усмон Азиз и зло сплюнул.

Затем он велел Курбану и Гуломхусайну привести пленников, а сам подошел к трем дехканам, которые вместе с Ато появились во дворе.

— А вам что нужно?

— Сначала — здравствуй, бай… — с достоинством произнес один.

— Проживу и без ваших приветствий. Что вы здесь потеряли?

— Мы пришли, чтобы… — начал второй, но под пронзительным взглядом Усмон Азиза осекся и замолчал.

— Пожалей  и х, бай, будь к  н и м  милостив, — сказал третий — по виду самый старший, с начинающей седеть короткой, густой бородой.

— Ты не Комрон?[33] — спросил его Усмон Азиз.

— Верно, я Комрон.

— Тот самый Комрон, который свалился с горы и чуть было не отдал богу душу?

— Он самый.

— Тот самый Комрон, который после этого едва не свихнулся?

— Было и такое.

— Тогда не учи меня уму-разуму, ступай своей дорогой и береги свое счастье. А то как бы тебе не пришлось пожалеть о нем.

— Ты человек остроумный, — не спеша промолвил Комрон. — Но есть вещи поважнее остроумия. Без милосердия и сочувствия, без великодушия и мужества жизнь человеческая не имеет никакого смысла.

— Милосердие и сочувствие, говоришь?! Великодушие и мужество?! — закричал Усмон Азиз. — А  о н и  милосердны были ко мне? Великодушны? Кто убил моего брата? Кто разорил мой дом? Кто отправил моего зятя в Сибирь? Кто заставил меня бежать на чужбину? Кто?! Отвечай! И укажи мне на  и х  мужество, милосердие и великодушие!

— Успокойся, бай. Все в этом мире имеет свои причины.

Усмон Азиз в ярости поднял плетку.

— Ты что хочешь сказать?!

— Сам знаешь, — невозмутимо ответил Комрон.

— Тогда знай и ты, — Усмон Азиз опустил плетку. — Знай, что и сегодняшнее мое дело тоже не без причины.

— И все-таки, бай, не горячись. Бога вспомни, святых и пророков. И вспомни, как тяжелы бывают последствия необдуманных решений.

— Уноси-ка ты ноги отсюда, пока цел. Да побыстрей, — негромко произнес Усмон Азиз, и в голосе его ясно прозвучала ярость. — И вы тоже, — повернулся он к спутникам Комрона. — Живо!

Но дехкане не пошевелились.

— Мы не уйдем, бай. И другие сейчас подойдут. Люди твоим замыслом недовольны.

Усмон Азиз засмеялся.

— Что ж, пусть приходят… Посмотрим.

Привели и поставили перед Усмон Азизом пленников.

Руки у всех троих были связаны за спиной.

Неутихающая боль в раненой ноге мучила Анвара, и он стоял, налегая на другую, здоровую ногу и стараясь при этом держаться независимо и прямо. Он похудел; лицо его обросло; но ни тени растерянности и страха не было в глазах, смотревших с печальной твердостью. Спокоен был и Каромат, на лице которого еще багровел след, оставленный вчера плеткой Усмон Азиза; и далеко за пределы двора уходил задумчивый взгляд Юнуса.

К нему первому подошел Усмон Азиз и рукояткой плетки снизу вверх ткнул ему в подбородок.

— Ну… поговорим?

Чуть отступив назад, Юнус ответил с ненавистью:

— Я тебе вчера все сказал.

— Значит, признаешь свою вину?

— Вину? — Юнус усмехнулся. — И это говоришь ты, за которым по пятам идет дурная слава убийцы!