Тревожный мозг - [59]

Теперь, когда мы знаем о связи между чрезмерной активацией таламуса, нарушениями ранней привязанности и депрессией, мы можем увидеть целостную картину депрессии Джанетт, значительно ухудшавшейся каждый раз, когда Джанетт оказывалась отделена от меня. Всякий раз она реагировала почти так, будто теряла меня навеки. Вместе с Джанетт я попытался обдумать, какие факторы ее развития могли стать причиной столь ее сильной реакции на мое отсутствие. В ее истории не было явных существенных травм. Ни физического, ни сексуального, ни эмоционального насилия. Однако по некоторым намекам и косвенным признакам я понял, что в детстве ее отношения с родителями можно было бы описать примерно как «равнодушие». Джанетт росла в состоятельной семье; в семьях такого рода детьми занимается в основном нанятый персонал – няни.

Вы можете спросить, какую роль в истории Джанетт играют ее родители. Хотя ее мать не ходила на работу, она не очень активно участвовала в воспитании Джанетт и других своих детей. Время от времени она появлялась и проявляла к дочери интерес, но ее материнские инстинкты, если она ими вообще обладала, были довольно слабыми. Интересы матери Джанетт были сосредоточены скорее на управлении прислугой и устройстве общественных и благотворительных мероприятий. Отец Джанетт тоже не особо участвовал в ее жизни в детстве; он всегда был занят управлением крупным семейным бизнесом, а когда он не был занят делами, то играл в гольф. Поэтому Джанетт растили няни. Одни из них лучше подходили для воспитания ребенка, а другие хуже.

Хотя Джанетт никогда не смогла бы сформулировать свою историю развития в подобных терминах, я предполагаю, что случилось следующее: в детстве ей не хватало последовательного воспитания. Некоторые няни были сердечными и любящими, но они не остались с ней. Некоторые из них неожиданно уехали или были уволены. Те, кто приходил им на замену, не всегда подходили для воспитания маленького ребенка. Детство Джанетт представляло собой серию утрат и разрушенных привязанностей. Я даже начал подозревать, что родители Джанетт могли специально удалить некоторых самых любящих нянь из-за ревности к их теплым отношениям с дочерью; эти няни могли дать Джанетт то, что не могли дать родители.

Обратите внимание, что я начал предыдущий абзац с фразы «Хотя Джанетт никогда не смогла бы сформулировать свою историю развития в подобных терминах…» Это важно. Джанетт пережила нарушение привязанности в настолько раннем детстве, что у нее не было слов, чтобы описать случившееся тогда, потому что произошло это в самом начали ее жизни, прежде чем она обрела способность понимать и использовать речь. Точно так же Джанетт действительно не могла описать, почему ее депрессия так усиливалась, когда я уезжал. Конечно, она осознавала, что ее депрессия усиливалась; она чувствовала это. Но она не знала почему. Это пример разыгрывания[37] того, что она не могла вспомнить. Только благодаря разыгрыванию, которое она проходила со мной, я смог начать формулировать гипотезу о том, что происходило.

Мы с Джанетт продолжали встречаться, неделя за неделей, месяц за месяцем. Я продолжил свои попытки обсудить с Джанетт то, что происходило с ней, когда у нее начиналась депрессия. Однако меня не покидало чувство, что мы топчемся на месте; по крайней мере, наших успехов было недостаточно, чтобы облегчить как ее хроническую депрессию, так и периоды более тяжелой депрессии, связанные с моим отсутствием.

После того, как на протяжении восемнадцати месяцев эпизоды более тяжелой депрессии повторялись снова и снова, при каждом моем отъезде, я сказал Джанетт, что ей следует пересмотреть свой изначальный отказ от лечения депрессии медикаментами. Я считал, что лечение препаратами СИОЗС, скорее всего, должно ей помочь. Судя по всему, Джанетт сильно страдала, а я хотел облегчить ее страдания и подозревал, что использование антидепрессантов, возможно, поможет ей продвинуться в психотерапии. В конечном счете Джанетт согласилась попробовать медикаментозное лечение, и мы начали использовать СИОЗС сертарлин.

После начала приема сертарлина хроническая депрессия Джанетт постепенно начала ослабевать. Сперва это было незаметно, но через шесть недель эффект стал более отчетливым; было похоже, будто в Джанетт вдохнули новую жизнь. Она стала больше улыбаться, казалась менее эмоционально тяжелой, чем раньше, и выглядела более оптимистично. В первый раз после того, как мне пришлось отменить наши встречи, спустя примерно десять недель после начала приема медикаментов, настроение Джанетт слегка ухудшилось, но далеко не так сильно, как это бывало раньше. После этого у Джанетт возникали лишь слабые эмоциональные реакции на мои отъезды.

На самом деле мы сперва перебрали с сертарлином. Оказалось, что Джанетт чувствительна к лекарственным препаратам. Я назначил ей стандартную дозу в 50 мг. В результате вышло так, что Джанетт стала эмоционально плоской. Она не чувствовала грусти, но и ничего другого она тоже не чувствовала. Стандартная доза сертарлина так сильно снизила активацию ее таламуса, что она вообще не могла больше ничего чувствовать. Как только мы это поняли, то уменьшили дозу вдвое, до 25 мг. С этой дозой она могла испытывать весь спектр эмоций, в том числе и положительные, но депрессия больше не висела над ней, как это было большую часть ее жизни.