Тревоги Тиффани Тротт - [113]

– Почему мужчины так со мной поступают? – спросила я у Лиззи, когда мы медленно прогуливались по залам Национальной галереи в следующее воскресенье. – Почему, почему, почему, почему, почему?

– Потому что они мерзавцы, – сказала она спокойно, остановившись и закуривая очередную сигарету перед довольно аляповатым Гогеном.

– Мадам, здесь не курят! – сердито напомнил служитель.

– Да, но почему я позволяю так с собой обращаться? – спросила я, когда она выбросила сигарету в специальную корзину. – Почему я не гоню их прочь?

– Потому что ты дура. Еще вопросы будут?

– Что же мне делать?

– Жалуйся.

– Кому?

– В агентство знакомств, – сказала она, когда мы прошли мимо группы итальянских туристов в соседний зал.

– Но как я могу жаловаться на то, что Патрик Миллер предпочел мне другую? – спросила я, когда мы внимательно рассматривали сиреневую пастораль Пуссена.

– Ну, а я бы пожаловалась, – сказала она просто.

Я так и сделала. Я позвонила Каролине Кларк около десяти часов на следующее утро.

– Мне очень жаль, – посочувствовала она. – Здесь, кажется, налицо недопонимание. Но, должна сказать, меня очень удивило ваше заявление, что вы хотите на нем остановиться, ведь вы так мало с ним встречались.

– Ну, а другая женщина, – фыркнула я. – Сара-Джейн. Ужасное имя, кстати…

– Да-а, – произнесла Каролина осторожно.

– Я знаю, что она ваша клиентка, так что не могли бы вы мне сказать…

– Нет, боюсь, что не могу.

– Просто расскажите о ней, – попросила я. – Скажите, например, что в ней есть такое, чего нет у меня.

– Я действительно ничего не могу сказать, Тиффани. Извините.

– Она сногсшибательно красива? – Молчание. – Да? – настаивала я. – Могу я это узнать?

– Ну, не сказала бы, – замялась Каролина. – Она средненькая.

Средненькая! Ха!

– А может, она невероятно умна?

– Тиффани, я и в самом деле не хочу говорить…

– То есть в смысле, она что, из «Менса»?[116] Да?

– Э-э, нет. Не думаю.

– Или она… – я пересилила себя, – … моложе меня?

– Нет, нет. Она такого же возраста. Хм-м. Тогда, значит, никаких преимуществ.

– А может, она богаче меня? – спросила я. Последовало неловкое молчание. – То есть я имею в виду у нее что, больше денег, чем у меня?

– Тиффани, не думаю, что вам будет легче, если я отвечу на этот специфический вопрос. Я и так сказала больше, чем следует, и то лишь под давлением. В любом случае это совсем вам не поможет.

Но теперь я знала все, что мне требовалось. Патрика интересовали только деньги, поэтому он и встречался с этой омерзительной, старой женщиной, тощей как доска – и почему? Да потому, что у нее есть деньги. Пустой лицемерный мерзавец. Распевал о том, что больше всего ценит в женщине ум, а на самом деле только и думал о ее банковском счете. Правильно.

– Я бы хотела рассказать вам еще кое-что о Патрике Миллере, – сказала я. – Так вот, я не собираюсь ябедничать, но хочу, чтобы вы знали, что однажды он поставил меня в неловкое положение – в моем теннисном клубе. Я ждала его там почти три часа.

– Надо же.

– И потом был еще один случай, когда он пообещал позвонить и не позвонил, – добавила я. – И я вынуждена была звонить ему сама.

– О.

– И потом – я вовсе не выдумываю, – но был еще один случай, когда…

– Послушайте, Тиффани, да забудьте вы этого Патрика, – сказала Каролина спокойно. – Нет смысла о нем думать. Я найду вам мужчин намного лучше.

Она так и сделала – и анкеты потекли ко мне сплошным потоком. И каждый день тот или иной из ее клиентов звонил мне с предложением встретиться и познакомиться, что тешило мое ущемленное самолюбие. Но это немного сбивало с толку. Например, сегодня утром зазвонил телефон и чей-то голос произнес:

– Здравствуйте, Тиффани, это Джон. Из Хетфорда.

Это кодовое слово означало, что он из агентства Каролины Кларк, а не из, скажем, газовой компании или разведслужбы. Итак, он сказал: «Это Джон» – а я не знала, кто это, черт возьми, потому что получила анкеты нескольких мужчин по имени Джон.

Я спросила:

– Вы Джон-хирург, или Джон – заведующий отделом сбыта, или Джон-офтальмолог, или Джон-бизнесмен, или Джон-баптист? Ха-ха-ха!

Он сказал, что он Джон-хирург, мы поболтали немного и договорились встретиться в баре в Сохо. И он был бы очень-ничего-и-даже-почти-подходящим, если бы не допустил существенного промаха.

Мы уже выпили по паре бокалов, и нам было довольно приятно общаться друг с другом, когда он спросил:

– Чем вы занимаетесь в свободное время, Стефани?

– Тиффани, – поправила я. – Я – Тиффани.

– Извините, – сказал он, – конечно. Так расскажите мне о своих интересах – вы любите пешие прогулки, Стефани, или коллекционируете марки?

– Я – Тиффани, – напомнила я снова с большим ударением на этот раз.

– О, Стефани, простите меня, пожалуйста, – сказал он. – Вы, наверное, считаете меня грубияном?

– Да. Считаю. Почему вы постоянно называете меня Стефани? – спросила я, вставая и вешая сумку на плечо.

– Потому что так звали мою бывшую жену, – сказал он, глядя на меня печальным взором.

После этого я познакомилась с банкиром по имени Энтони. Мне понравился его голос по телефону, и на фото он выглядел привлекательным. Мы встретились в «Уолдорфе». Но он оказался толще, чем на фотографии, – намного толще. И не улыбался. И не смеялся. Фактически у него абсолютно отсутствовало чувство юмора, и он совершенно не реагировал на мои шутки. Ни на одну. Даже на шутку о фермере и грузовике с пингвинами. Он даже ничего обо мне не спросил. Ничегошеньки. Он просто все талдычил о контроле за курсом валют Европейского союза. Беспрерывно. В течение полутора часов. «Горден Браун… процентная ставка все еще не слишком высока… единая европейская валюта… колебания немецкой марки…» И пока одна нарколептическая жемчужина за другой скатывались с его губ, я думала: заметит ли он, если я положу голову на руки и немножко вздремну? «Критерий конвергенции… все зависит, конечно, от швейцарского франка…» Нет, я уверена, что не заметит. «Лиру очень легко покачнуть…» Но я решила сделать другое – легче просто уйти.