Третья истина - [196]

На этом упоительном моменте повествования в дверях возник сам его герой. Виконт выглядел очень довольным, принес пакеты со съестным. В них оказались любимые им сыр и твердое печенье и еще что-то менее роскошное, но тоже очень заманчивое по голодным временам — селедка, картошка, лепешки…

— Так! — провозгласил он, поведя пальцем над недавно сколоченным столом. — Будет семейный ужин! — И обратился к ней с жестом дирижера, показывающего вступление первым скрипкам:

— Саша, хозяйничай!

Саша, возбужденная рассказом Семена, радостно захлопотала, расставляя на столе их более чем скромную утварь, нарезая и раскладывая царское угощение. Время от времени она поглядывала восхищенными глазами на Виконта, он отвечал ей несколько удивленной улыбкой, даже спросил: «проголодалась?». Едва приступили к трапезе, она не выдержала:

— Поль, а расскажите сами, что потом было, когда вы победили на саблях Петра — посрамили при бабушке. Вам тогда, сколько было — семнадцать, я думаю?

— А! — неторопливо прожевав картошку, усмехнулся Виконт. — Это значит у нас не просто семейный ужин, а вечер воспоминаний. Семен постарался. Сказитель, новоявленный Баян…

— Ну, Поль! Ну, пожалуйста! Вот вы подняли саблю, отдали Петру…

Виконт медленно положил себе на тарелку еще еды, сделался очень серьезным и, сдвинув брови, начал тоном сурового обличения:

— И сказал: «как смел ты, подменить клинок с предохраненьем голым, боевым? И, где ж твой жемчуг?»

Саша с самого начала подметила веселые искорки у него в глазах и была начеку:

— Вы нам теперь до конца Гамлета рассказывать будете?

— Так я себя в мальчишеском гоноре Гамлетом и воображал! Не меньше, — фыркнул Виконт и посерьезнел по-настоящему. — Ладно, что теперь гордиться, человека нет уже.

И Саша не в первый раз отметила про себя, что он как будто жалеет о кончине Петра.

Потом они сидели втроем допоздна, как истинная семья: Виконт был в ударе — шутил, смеялся, что-то рассказывал. Семен попытался было компенсировать дневное воздержание, но Виконт на этот раз решительно отставил его стакан. Наконец, к Сашиному великому сожалению у нее стали слипаться глаза. Виконт присвистнул, окликнул: «Эй!», слегка ударил ее пальцем по носу, как делал с ней, маленькой, и мотнул головой в сторону чулана, отправляя спать. Лежа, она слышала, как он оживленно говорил Семену:

— Ты на трезвую голову послушай, я с… — и назвал какое-то имя, кажется, Георгий, отчества Саша не расслышала, — встречался. Плодотворно.

Семен изумился:

— Неужто? Он, помню, родич тебе какой-то? Что же это — везенье или невезенье? Такие времена… Все может быть…

Кажется, Виконт сказал — мой дядя, то ли двоюродный, то ли троюродный… И добавил:

— Грандиозные планы, убеждают. Дел будет невпроворот. Оцени масштабы: вся Россия. Не пей, Симус, бросай это. — Поль даже пристукнул кулаком по столу. — Что толку плести пьяные беседы по кухням?

Дядя слабо защищался, ссылаясь на чьи-то слова:

— …он сильно сказал: «Дураки и подлецы профукали Россию. Остается ее только оплакивать…»

Поль нетерпеливо перебил:

— Слыхал эти песни: дураки не додумали, недоучки не справились, подлецы предали. Давайте, зальемся слезами бессилия! Нет, в любой ситуации можно затеять игру, в которой ты — фигура. Способная действовать и выигрывать! Не приговорили же тебя к этой бутыли? Ручаюсь, твой университет окажется кстати. Найду квартиру, выберешься из этой дыры. Будешь в семье.

Больше Саша ничего не слышала, уснула.

ГЛАВА 7. У НЕЕ ЕСТЬ МИССИЯ

Саша летела домой — на сегодня все дела были закончены, все готово к завтрашнему великому дню — начинаются уроки! Как давно Саша не сидела за партой!

Сначала довольно долго никто не отвечал. Потом дверь открылась, и на пороге возник неожиданный в это время Виконт с напряженным лицом. Саша тут же из-под его руки увидела причину: Семена, мечущегося на лежанке с мокрой почему-то головой. Из комнаты пахло нашатырем.

— Что с ним? — испуганно воскликнула Саша. — Заболел?

— Перепил. Александрин, жди здесь. Не входи. Это безобразие тебе ни к чему.

Он вышел минут через двадцать с двумя лепешками в руке:

— Притих. Идем, Саша. Скоротаем время на свежем воздухе, пока это убоище не проспится. Я старался привести его в порядок — сам вернулся недавно. Почти безрезультатно.

Они некоторое время молча шли по Лиговке, свернули в Кузнечный переулок, пошли по нему. Это было поистине движение «куда глаза глядят». Впрочем, глаза Виконта глядели в никуда, в пространство. Саша, наконец, решилась прервать молчание:

— Не огорчайтесь, Виконт, я так не люблю… я не могу просто, когда у вас такие глаза. Огорченные. Вы же найдете квартиру.

— Да, невесело. Хороший, человек. Добрый. И так безнадежно слаб. Найду квартиру, конечно. У тебя в глазах, зато, горит страстное желание чем-то со мной поделиться. Давай, послушаю.

Они дошли до скверика, уселись на скамейку. За ними вздымались пять глав Владимирского собора. Саша откусила кусок лепешки и с жаром приступила к долгожданному разговору:

— Виконт, это интересно, быть среди новых и хороших людей. Они новые в двух смыслах, понимаете? У них в лицах есть что-то общее, как будто всем раздали какое-то воодушевление…