Третий вариант - [3]

Они рыдали от смеха, когда Федя исполнял стриптиз у сосенки-шеста, Ян от имени хозяина мифической обесчещенной болонки высказывал по телефону претензии давешней владелице кобеля-овчара, Танька читала Лулу самолично сочинённое стихотворное признание в любви, а Лёвка пел «Let it be» на манер русских частушек.

Ася публику не веселила, её фиг поймаешь на незнании чего бы то ни было. А Лулу выпало несмешное поручение. «Этому фанту позаимствовать у Лулу рабочий инвентарь и погадать всем присутствующим». Ян подозревал, что Танька, разыгрывавшая фанты, подала тайный сигнал Асе, которая придумала это задание, чтобы хоть на часок нейтрализовать кузину. Но, как бы то ни было, все остались довольны: Лулу гадать обожала, а прочим пришлась по душе идея направить её энергию в сравнительно мирное русло.

Объявив, что проведёт сеансы у себя в кабинете, гадалка велела клиентам установить очередь, распорядилась, чтобы первый подошёл через десять минут, и удалилась. Джентльмены единодушно уступили очередь дамам, Танька предложила бросить монетку, но Ася властью именинницы отправила её первой.

Вернулась Татьяна минут через пятнадцать; всё это время они слушали Лёвкины байки про кино. Лёвка, как выяснилось, год назад подался в каскадёры и был ходячим кладезем съёмочных анекдотов. Один такой — о слетевшем со шланга распылителе и струе, выбившей из рук героя романтической сцены зонт, а с героини сорвавшей парик — он как раз и рассказывал, когда Танька к ним присоединилась. Поэтому Ася ушла не сразу, сначала дослушала Лёвку, посмеялась над его историей и последовавшими комментариями. Минут пять, должно быть, прошло, прежде чем она ушла. И ещё, наверное, десять до её возвращения…

О том, что происходит что-то неладное, им дала знать Айша. Собака начинала призывно погавкивать всякий раз, когда кто-то спускался с веранды — видно, надеялась, что идут к ней. Заслышав шаги хозяйки, Айша воодушевилась сверх меры и, хотя Ася попыталась успокоить зверюгу, крикнув, что выпустит её на обратном пути, псина лаяла, повизгивала, кидалась на дверь гаража все эти десять минут. А потом вдруг жалобно заскулила. Встревоженные, они вскочили, заозирались и увидели, как из-за угла дома выходит Ася — бледная до синевы. Не отвечая на вопросы, она медленно поднялась по ступеням и упала на руки Яну, который едва успел её подхватить.

Лёвка и Федя мигом оказались рядом, помогли перенести девушку в дом, уложить на диван. Фёдор послушал пульс и сказал Таньке, принявшейся было махать перед Асиным лицом каким-то журналом:

— Лучше поищи нашатырь. Он, должно быть, на кухне или здесь, если Лулу не утащила к себе.

Ян с Лёвкой, видя, что он расстёгивает на Асе блузку, тоже занялись поисками нашатыря.

— Может, спросить у Лулу? — предложил Лёвка.

— Ну её на фиг с её хиханьками! — скривился Федя. — И нашатырь тут, похоже, слабоват будет, надо стимулятор колоть. Я сгоняю за своим дежурным чемоданом.

И он сгонял. И вколол. Но стимулятор тоже оказался «слабоват», потому что Ася, едва придя в себя, прошептала «Лулу…» и снова обмякла. Тогда Федя разломил другую ампулу, сунул Таньке со словами «держи у её носа», и снова рванул к двери, бросив через плечо Яну с Лёвкой:

— Пойдём посмотрим, что там с Лулу.

В «кабинете» Лулу было дымно, жарко и смрадно. Горели свечи, чадил камин, воняло парафином и палёной пластмассой. Шторы задёрнуты, полутьма, дым ест глаза… В общем, Ян понял, что увидел, только когда Лёвка за его спиной включил свет.

Лулу сидела боком к дверям, запрокинув голову на спинку кресла. Глаза её были открыты, рот закрыт, а под подбородком зияла распахнутая во всё горло рана. Кровь… алая на белом, тёмно-красная — на тёмном, почти чёрная — в луже под креслом. Кровь ещё капала на ковёр с подлокотников, с рук и одежды Лулу, и её было столько, что Ян сам едва не потерял сознание. Во всяком случае, дурноту он почувствовал и поспешил выйти на воздух. А каскадёр-Лёвка выскочил ещё раньше…

— Вы ведь понимаете, Ян Мирославович, какой вывод непреложно следует из ваших показаний?

Повисла пауза. Рыжая впилась в Яна взглядом, ожидая ответа, а он не сразу сообразил, что она задала вопрос, и молча таращился на её конопатую физиономию. В какой-то момент бледно-голубые глазки в обрамлении цыплячьих ресниц вдруг показались ему не детскими, а старческими. И веснушки стали подозрительно похожи на старческие пигментные пятна. Он бы, пожалуй, не удивился, если бы гладкая кожа на лбу и щеках сморщилась и пошла складками. Подумаешь, законы природы! В такой день может произойти что угодно.

До непреложного вывода он, конечно, додумался; времени было — хоть отбавляй. Пока ждали полицию и прочих компетентных товарищей, пока криминалисты осматривали дачу и участок, а следователь писала протокол, пока разбирались с одеждой и обувью (то, что было надето на них, опер вежливо, но твёрдо попросил сдать криминалистам), пока допрашивали Таньку (Ася сказала, что ничего не помнит, и допрашивать её Федя, сославшись на свою профессию и медицинскую этику, не позволил), Ян успел отойти от шока и сложить… даже не два и два, а один и один.