Третий рейх. Дни войны. 1939-1945 - [303]

. Для принятия окончательного решения фюрер предоставил Шпееру сутки. Он написал предварительный отказ, но секретари Гитлера сообщили ему, что фюрер не сможет прочесть его письмо: дело в том, что им запретили использовать машинки с большими буквами, на которых они печатали документы специально для близорукого шефа. Шпеер сдался. Вернувшись в Имперскую канцелярию, он сказал Гитлеру: «Мой фюрер, я вас поддерживаю безоговорочно». Глаза Гитлера наполнились слезами умиления и радости, и министр военной экономики избежал снятия с должности. Более того, он обязался проследить за исполнением «приказа Нерона» и, таким образом, вернул себе большую часть утраченных полномочий. 30 марта 1945 г. Шпеер убедил фюрера дополнить директиву разъяснениями: теперь уничтожению подлежали лишь те промышленные предприятия, которые противник мог бы использовать для укрепления своей военной мощи. В соответствии с этим можно было не разрушать весь завод, а лишь ограничиться выведением части его оборудования из строя. Шпеер продолжал сопротивляться партийным фанатикам, жаждавшим превратить все вокруг в пустыню. Однако к тому времени сами рабочие изо всех сил пытались уберечь промышленные предприятия, фабрики и шахты, и многим это удалось[1617]. И все же подобные разногласия постепенно утрачивали актуальность в связи с тем, что войска союзников все ближе и ближе подбирались к сердцу Германии.

В последние недели войны вместо отчаянного пораженчества Гитлер вдруг начал демонстрировать непоколебимую веру в свою способность переломить ситуацию. Он продолжал надеяться на раскол между западными союзниками и Советским Союзом. Одни, в их числе был и начальник Генштаба сухопутных войск Гейнц Гудериан, выступали за капитуляцию на Западе, чтобы бросить все силы на оборону Берлина от Красной Армии, в надежде на то, что это убедит Великобританию и США присоединиться к борьбе против господства русских в Центральной Европе. Но Гитлер и слышать не желал ни о какой, даже частичной, капитуляции и обвинял Гудериана в государственной измене. Какое-то время Гудериан был не у дел, а с конца января 1945 г. встречи фюрера с ним проходили в присутствии молчаливого и грозного главы РСХА Эрнста Кальтенбруннера. Другие высокопоставленные лица — в частности, Геринг и Риббентроп — носились с аналогичным планом, но никаких конкретных шагов для начала мирных переговоров с западными союзниками, учитывая непримиримую позицию Гитлера, не предпринимали. Сам фюрер объяснял неуступчивость Великобритании конфликтным нравом Черчилля. К тому же он полагал, что ему будет легче заключить мир со Сталиным, поскольку советскому лидеру не было нужды убеждать в своей правоте независимое общественное мнение, от которого зависели западные лидеры. В то же время Гитлер сомневался, что Сталина удастся усадить за стол переговоров, пока Красная Армия не потерпит под Берлином сокрушительное поражение, которое не оставит ему альтернатив. В любом случае Германии не оставалось иного выхода, как сражаться дальше[1618].

Попытка покушения 20 июля 1944 г. не прошла для Гитлера бесследно. Взрыв временно избавил его от симптомов болезни Паркинсона — тремора кисти и предплечья левой руки, — которые в середине сентября 1944 г. вновь проявились. К этому же следует добавить головокружения, не позволявшие фюреру долго стоять на одном месте, и серьезная травма уха, лечение которой длилось не одну неделю. 23 сентября 1944 г. Гитлер перенес сильные желудочные колики, четыре дня спустя появились признаки желтухи. Все это было следствием сильного переутомления, и фюрер слег с высокой температурой. Лишь 2 октября 1944 г. Гитлер начал поправляться, похудев за время болезни на 8 килограммов. Лечивший его отоларинголог, заручившись поддержкой другого врача Гитлера, Карла Брандта, пытался объяснить возникшие симптомы действием пилюль, прописанных фюреру доктором Морелем. В ответ Гитлер разогнал всех врачей, вновь доверившись лишь квалификации Мореля. Более того, сам факт, что Гитлер пошел на поправку, принимая ранее прописанные пилюли, опровергал утверждения врачей о том, что Морель якобы пытался отравить фюрера[1619]. Однако, если верить мемуарам Альберта Шпеера, еще за несколько месяцев до самоубийства здоровье Гитлера неуклонно ухудшалось. К началу 1945 г. диктатор

...трясся, как дряхлый старик. Конечности его дрожали, а передвигался он ссутулившись и шаркая ногами. Даже голос Гитлера, утратив былую властность, начинал дрожать. Некогда чеканная речь сменилась невнятным бормотанием. При волнении, что случалось нередко, он начинал заикаться... Лицо фюрера отекло и приобрело землистый оттенок, а форма, прежде безукоризненно опрятная, в последний период его жизни была зачастую измята и перепачкана едой, выпадавшей из трясущихся рук[1620].

Вероятно, именно из жалости к Гитлеру, полагал Шпеер, никто из его окружения не решался возразить ему, даже «когда в совершенно безнадежной ситуации он продолжал командовать несуществующими дивизиями и отдавать приказы летчикам, которые из-за нехватки горючего не могли подняться в воздух»