Третий пир - [5]
Кирилл Мефодьевич не ошибся: это была игра, уже не школьная, но еще и не взрослая, не чувство, а пред-чувствие, опасное радостное томление, когда вот-вот — последний шаг, последнее обладание — и выйдешь за ворота детского городка. Сладко и боязно, и ласки горячи, невыносимы — так что ж ее удерживает? Ну что? Что? Ах, не знаю, потом, может быть…
Началась эта игра прошлым сентябрем. Лиза возвращалась из школы, одна, медленно, в мечтах (здесь уместно обветшавшее словечко «греза» или «блажь»… усмешка в темно-серых, почти черных глазах, которую она силилась разгадать). Внезапно возникло знакомое лицо в полуподвальном, вровень с тротуаром, оконце. Привычно не замечаемый старорежимный дом с аварийным ажурным балкончиком и рассеянный, будто из ямы, взгляд за пыльным стеклом. Алешка Барышников — из их класса, отец в бегах, мать — уборщица в школе, разухабистая тетка. Господи, какая бедность, какой гардероб и комод, а сам Алеша в темной одежке валяется на диване у окна, глядит и не видит: думает. Лиза засмеялась, он наконец заметил ее и поднял руку над головой в пионерском приветствии: «Будь готов!» — «Всегда готов!» Потом вдруг исчез в подвальных недрах и нагнал ее на перекрестке — как был: в синем линялом трико и босой. Ей это понравилось. А вокруг сухим блеском звенел сентябрь… Прочь, сгинь, желанная блажь!
И Алеша очнулся и совершил первый мужской поступок: устроился сторожем в областную библиотеку и приоделся. Ведь Лиза — самая блестящая девочка из класса — не только обратила на него внимание, но и надумала прихватить с собой в Москву. Москва — так Москва, МГУ — что же, и МГУ сойдет, делов-то! Поступлю — хорошо, не поступлю — тоже, может быть, очень хорошо, поскольку ценно лишь то, что дается без усилий, само идет в руки (вот так Лиза подошла к его окошку и засмеялась), а всякая суетня, крутня — не для белого человека. Кабы не она, Алеша так и пролежал бы до армии на продавленном диване с книжкой или с думой: хорошо думается под дождичек, еще лучше — под мокрый снег с ветром, и в окошке не снуют граждане на базар или с базара. Впрочем, когда умер дед — единственный друг — и мать совсем распустилась, Алеша научился отключаться от окружающего маразма. А сейчас у него были еще и Лиза, и стройный особняк с колоннами, парадной лестницей и другим диваном — ночным, кожаным, прохладным. И книги. Бесценная роскошь, экспроприированная вследствие революционной встряски из догнивающих усадеб богатейшей когда-то губернии. Но по-прежнему роскошь, загнанная в хранилища и для победившего народа недоступная.
Жизнь складывалась так, что наблюдать из окошка за базарной сутолокой стало некогда. Ночами напролет он читал, на уроках подремывал, дома слегка отсыпался, вечером бежал на свидание, а от Лизы с головокружением отрывался в библиотеку и уходил далеко. Так далеко, что мир сегодняшний и тот, другой (русские миры на этой же русской земле), казались несовместными. Кончилась эта круговерть тройками на экзаменах, правда, блеснули и две пятерки: по литературе и истории. «Безнадежно!» — констатировала Лиза холодно. И все же он уволился с обоих диванов и поехал (тайно, чтоб не нервировать нервного Василия Михайловича) — чего не сделаешь ради любви?
Они стояли в адском, спертом скрежете, жадно прильнув друг к другу, содрогаясь в такт тряскому тамбуру; гроза разгорелась и иссякла; они не видели. Влажные лица и руки, обжигающие губы, каждое прикосновение уже не ласкает, а раздражает кожу, и уйти, прервать это страстное стояние невозможно, и длить невмочь. Выручила проводница.
— Это что ж такое, люди добрые! — эпический вопль сквозь скрежет вернул их из жгучего сада в железнодорожный ад.
— А что такое, тетя? — поинтересовался Алеша нагло и погладил Лизу по голове, успокаиваясь.
— Я тебе сейчас покажу тетю!
— Покажите, пожалуйста. Хочу посмотреть на тетю.
Несчастная побагровела, Лизе стало страшно за нее, но тут поезд содрогнулся в последний раз и остановился: десятиминутная передышка на узловой станции Скуратово. Проводнице поневоле пришлось заняться дверью, и она уже начала было отводить душу: «Куда прете!» — да не на тех напала. Цыганское отродье валом повалило в вагон, едва не задавив по пути юных влюбленных и тетю. Цыганки виляли пестрыми подолами и все казались более или менее беременными; на руках у них прыгали младенцы; младенцы шныряли под ногами; с достоинством перли вольные мужчины.
— Куда?.. Куда вас черт?..
Никто не обращал на нее внимания, лишь замыкающий суматоху старик ответил кратко:
— Билеты брали. Не нервничай.
— Билеты они брали…
— Ша! — Старик обернулся. — Сказано — не нервничай.
Тут несчастная занервничала по-настоящему и метнулась запирать «служебку» и отвести наконец душу. Алеша и Лиза вырвались на простор, сверкающий под солнцем. Прозрачный парок поднимался с мокрого асфальта; дух тяжелой сырой земли мешался с душком гари и смазки; вдоль состава бегали неистребимые частницы, их якобы не видел впередсмотрящий милиционер.
— А ну, картошечки, кавалер! — Старая-престарая бабушка остановилась перед ними, прижимая, как дитя к груди, эмалированное ведро в фуфайке. — С малосольными огурчиками, а?
Его брата убили — безжалостно и расчетливо. Закон бездействовал, и он начал собственное расследование. Он чувствовал, что разгадка где-то близко. Он еще не знал, как близко стоит к этой разгадке. Как близко стоит к убийце. Слишком близко…
Над компанией веселых обеспеченных молодых друзей плывет запах миндаля. Запах смерти… Кто же совершает убийство за убийством? Кто подсыпает цианистый калий в дорогой коньяк? Почему то, что должно символизировать преуспевание, становится знаком гибели? …Она — одна из обреченных. Единственная, решившаяся сопротивляться. Единственная, начавшая задавать вопросы, от ответов на которые зависит слишком многое. Даже ее собственная жизнь…
Мир шоу-бизнеса. Яркий, шикарный мир больших денег, громкой славы, красивых женщин, талантливых мужчин. Жестокий, грязный мир интриг, наркотиков, лжи и предательства.Миру шоу-бизнеса не привыкать ко многому. Но однажды там свершилось нечто небывалое. Нечто шокирующее. Убийство. Двойное убийство. Убийство странное, загадочное, на первый взгляд даже не имеющее причины и мотива. Убийство, нити которого настолько переплетены, что распутать этот клубок почти невозможно. Почти…
Детективные книги Булгаковой созданы в классической традиции: ограниченное число персонажей и сюжетных линий, динамика заключается в самом расследовании. Как правило, в них описываются «crime passionnel» («преступления страсти» - французский судебный термин)…
На подозреваемого указывало ВСЕ. Улики были незыблемы… или, может быть, только КАЗАЛИСЬ таковыми? Иначе почему бы человеку, совершившему убийство, столь упорно отказываться от своего последнего шанса — облегчения своей вины чистосердечным признанием? Впрочем, правосудие все равно восторжествовало… а может быть, совершилась страшная судебная ошибка? Прошел год — и совершенно внезапно настало время вспомнить старое убийство. Время установить наконец — пусть поздно — истину…
"Однажды декабрьским утром 86-го года я неожиданно проснулась с почти готовым криминальным сюжетом – до сих пор для меня загадка, откуда он пришёл: “Была полная тьма. Полевые лилии пахнут, их закопали. Только никому не говори”. И пошло- поехало мне на удивление: “Смерть смотрит из сада”, “Крепость Ангела” “Соня, бессонница, сон”, “Иди и убей!”, “Последняя свобода”, “Красная кукла”, “Сердце статуи”, “Век кино” и так далее… Я пишу медленно, постепенно проникая в коллизию, как в трагедию близких мне людей, в их психологию, духовно я вынашиваю каждый роман как ребёнка" (Инна Булгакова).
Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.
Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.