Третье поколение - [60]

— Где он, этот Наумысник? Который?

— Сидит там где-то посередине, — неохотно ответил сосед. — Тише, дай послушать!

Портной отвернулся, и понемногу мысли его приняли другое направление: «Бывает иной раз — покажется че­ловеку! Кто-то одно слово сказал, а мне уже бог знает что послышалось. Если бы это был и в самом деле зна­комый голос, я вспомнил бы! И фамилия незнакомая — Наумысник какой-то. Черт с ним, показалось, и больше ничего!»

Потом Нестерович говорил, что начинается построй­ка дома на сорок квартир — для инженеров и лучших ударников.

— Сейчас, товарищи, мы рассмотрим архитектурный проект дома и покритикуем его, — Нестерович улыбнул­ся, — потому что дом этот, видите ли, может послужить началом строительства будущего социалистического го­рода и нужно, чтобы начало было хорошим. Мы здесь, в этом глухом месте, где до сих пор были только гати да запруды, а самое место называлось Две Хаты, за­кладываем социалистический город!

На сцену поднялся инженер-архитектор, развернул огромный лист бумаги и прикрепил его кнопками к де­корации. Это был проект дома. Люди привстали со сво­их мест.

— Садитесь! — закричали сзади.

— Ну, давайте поговорим, кому нравится проект, а кому — нет.

— Да что там... Инженер небось лучше знает...— послышались голоса.

Рисунок, однако, разглядывали долго, расспраши­вали, инженер давал объяснения. Наконец к самой сце­не пробралась женщина. Все заметили, что она о чем-то заговорила с инженером, указывая на рисунок. Но гово­рила она так тихо, что только возле самой сцены ее было слышно. Инженер наклонялся к ней, чтобы рас­слышать.

— Громче! — крикнули сзади.

В зале стало тихо. Женщина заговорила громче. Все услыхали:

— Почему дом такой невысокий?

— Как невысокий? — удивился инженер и пожал плечами. — Четырехэтажный дом. Разве он невысо­кий?

— Четырехэтажный, а кажется он очень невысоким. Может быть, это так нарисовано?

— Ах, вот что! — усмехнулся инженер. — Я знаю, что вы хотите сказать. Дом, видите ли, высокий, но это так кажется. Это стиль такой.

— Зачем же ему казаться низким, если он на самом деле высокий?

— А почему вам не нравится?

— Я, товарищ инженер, плохо разбираюсь в таких делах, я нигде не училась и в больших городах не бы­вала, а большие здания видела только на снимках, на рисунках. Тут, на строительстве, я недавно разгляды­вала альбом. И, может быть, я неправильно говорю, но, если спрашивают, хочу высказать свою мысль. Вы меня извините...

— Пожалуйста!

— Может быть, это будет смешно...

— Нет, пожалуйста, пожалуйста!

— Видите ли, как это сказать... Может быть, это у меня одной...

— Пожалуйста, я слушаю вас.

— Мне хочется, уж если строить что-то новое и до­рогое, так чтоб оно имело вид... Мне кажется, что все низенькое неприятно. Я сама всю свою жизнь прожила в низеньких, трухлявых хатах. Потолок, кажется, даже голос заглушает, поднимешь руку — в потолок упи­раешься, крышу достаешь, и до всего, среди чего жить приходится, рукой достать можно. А ведь все, что ни­зенько, к земле пригибается. Простора нет! А тут та­кой домина, и тоже, кажется, по земле стелется, а не поднимается вверх.

— Так, так! Я вас понял. Вы хотите другой стиль?

— Чтобы здание было высоким! Чтобы оно тянулось вверх! Чтоб не было похоже на этот вечно виснущий над головой потолок. Здесь это, конечно, не так, здание высокое, а на вид — низко.

— Правильно! — отозвался со своего места Нестеро­вич. — Действительно, эта глухая полоса стены над верх­ним рядом окон...

— Речь идет о стиле...

Женщина вернулась на свое место и села.

— Это кто такая? — зашептали в зале.

— Работница. Со строительства. Кто ж еще?

— Правильно сказала! — заметил кто-то.

Инженер поискал глазами женщину.

— Я, товарищ, не знаю, как вас...

— Творицкая.

— Товарищ Творицкая, хочу поговорить с вами по­сле собрания насчет проекта...

Мысль, высказанная Зосей, положила начало спо­рам, и проект был отклонен. Расходясь после собрания, все видели, как инженер говорил с Творицкой и делал на рисунке пометки карандашом. Портной остановился при выходе, покачал головой, глядя на инженера и на Творицкую, и пробормотал себе под нос:

— Скажи на милость, и кто бы этого мог ожидать от нее...

И пошел, совершенно позабыв о том, что голос На­умысника показался ему знакомым. Тут нужно сказать, что Наумысника в клубе давно уже не было. Случи­лось так, что он ушел сразу же после выступления Нестеровича и не слыхал, как при обсуждении архитектур­ного проекта женщина сказала, что фамилия ее Тво­рицкая. Иначе он не шел бы сейчас так спокойно к себе домой, а, наверное, ломал бы себе голову над вопросом, что теперь делать. Не знал он также ничего и о том, что на строительстве появился портной, хату которого он постарался развалить. Если бы он обо всем этом знал, в голове его, наверное, начали бы созревать решитель­ные планы. А так он спокойно шел к себе домой, ки­лометров за шесть отсюда, по ту сторону леса, где его бригада изготовляла кирпич. Там он и жил. И очень редко появлялся на строительстве по эту сторону леса. На душе у этого человека теперь было спокойно. Когда судили Творицкого, он на суд не приходил, только одна­жды вечером заглянул, постоял у самых дверей, увидел голову Творицкого и сразу же подался назад, не говоря ни слова. И ни одна душа здесь ничего плохого о нем не думала, да и вообще не думали о нем: работу он выполнял, а вперед не совался. Он был доволен собою, но отнюдь не тем, мимо чего проходил своей ровной по­ходкой. Пришел, правда, час, когда душа его раскры­лась перед всеми. И хотя это было спустя не так уж много времени, но первая очередь строительства уже приближалась к окончанию. Тогда произошли события, которые многих заставили оглянуться назад, а кое-кого даже вспомнить свое детство. Вспомнили также имена двух покойников, как если бы тени их вдруг явились сюда и прошли по этой, уже преображенной местности. Преображение же это совершалось усилиями тысяч людей.