Травма. Невидимая эпидемия - [29]

– Речь идет о целом поколении людей, которых не коснулся холокост, но которые все равно испытали его влияние, даже на уровне биологии мозга. Может быть, не каждый из них, но все равно значительное количество.

– Сегодня то же самое происходит в Сирии и Демократической Республике Конго. И мы можем количественно оценить воздействие массовой травмы. Биология позволяет это делать, не останавливаясь на психологических констатациях. Конечно, все взаимосвязано, но естественные науки дают чуть более убедительные результаты. За последние двадцать пять лет мы настолько продвинулись в понимании биологических и психологических аспектов массовой травмы, что большая часть споров в этой области уже утихла и мы можем смело опираться на факты.

– Очень жаль, что приходится доказывать очевидное. Но так уж устроен мир. Людям нужны объективные данные. Например, деформация генов как причина изменения поведения детей. Такое доказательство сложно игнорировать. Оно убеждает людей серьезно отнестись к травме.

– Мы так работаем с судами. Мы количественно оцениваем не только изменения мозга, но и масштаб человеческих страданий. Это многое меняет в разговорах с ООН и в расследованиях преступлений против прав человека. Ведь, например, Нюрнбергский процесс после Второй мировой войны должен был только осудить нацистов и их преступления. Так что все внимание было приковано к убийствам. Никто не задумывался о психологических страданиях миллионов людей, которые выжили. Никто не думал о чудовищных муках людей, которые прошли через холокост.

– Жизнь этих людей и их потомков изменилась навсегда. Ведь такая жестокость – не просто событие в отдельный момент времени. Эхо этого насилия уходит в будущее. Его почти невозможно отследить.

– Нюрнберг был давно, семьдесят пять лет назад. Но что-то похожее было в Боснии после случаев изнасилования в 1990-е годы, намного ближе к нашему времени. Суд собирал показания жертв, чтобы наказать обвиняемых. И все равно никто не интересовался последствиями. Только фактом преступления. Суд не сказал жертвам: «Нам жаль, что вам пришлось все это пережить. Этот человек виновен не только в преступлении, но и в ваших психологических проблемах. Поэтому в качестве компенсации вам положено лечение от травмы». Только сейчас на такое начинают обращать внимание. Сегодня международные трибуналы уже принимают во внимание последствия травмы, о которых мы с тобой говорим. Они учитывают не только само преступление, но и психологические страдания, которые оно порождает. Это самое главное. Жертвы этих изнасилований страдали не только от кошмаров и тревожности. Они разводились, от них отказывались семьи. Тут же ВИЧ-инфекции, нежелательные беременности и прочее.

– Само преступление – это только вершина айсберга. Это очевидно в случае Сирии, Боснии и Второй мировой войны, но это верно и для менее масштабных ситуаций. Сегодняшняя пандемия, например, тоже оставит свой отпечаток.

– Проявление последствий коронавируса – это всего лишь вопрос времени. Мы скоро начнем замечать их у всех людей, как у тех, кто обратится в клиники, так и у тех, кто решит этого не делать. Я уже обратил внимание на одну вещь, пока работал в клиниках. Уровень домашнего насилия в пандемию заметно вырос. Об этом перестали говорить по новостям, но женщины до сих пор постоянно звонят в клиники и жалуются на побои. Они заперты дома с жестокими мужьями. Им снятся кошмары, с ними происходят страшные вещи. СМИ поступают просто безответственно, когда фокусируются на самом преступлении и упускают общую картину. Важнее всего разобраться с тем, как дальше развивается ситуация, и реально помочь женщинам в беде.

– Это касается не только взрослых, но и детей. Даже тех, которым только предстоит появиться на свет. Пара еще и не думает о том, чтобы завести детей, но мы уже можем быть уверены, что ребенок пострадает от психологических проблем родителей.

– Невероятно, да? Но это научный факт. Это даже не гипотеза. И именно на такой масштабный ущерб начинают обращать внимание суды ООН. Дело в том, что некоторые преступления целенаправленно совершаются, чтобы нанести такой урон. Чтобы изменить психологию целой группы людей. Я не хочу вдаваться в подробности этих ужасов, но, когда военный отряд массово насилует женщин деревни, дело тут не в удовлетворении сексуальных потребностей. Дело в том, чтобы подвергнуть эту деревню разрушительному психологическому воздействию. Это намерение редко учитывают, когда говорят о военных преступлениях. В последующей травме мы видим четкое отличие между, например, цунами и преступлением, направленным непосредственно против тебя. Чем сильнее травма лично касается человека, тем тяжелее ее пережить.

– Намеренное преступление с целью вызвать долгосрочные изменения психики.

– Совершенно верно. Некоторые политические режимы этим пользуются. Мой дед жил в Голландии в период нацистской оккупации. Он рассказывал, что было с теми, кто пытался сбежать из трудового лагеря. Их разрезали на части и развешивали на деревьях. Зачем так делать? Очевидно, дело не в наказании человека, который попытался сбежать. Они хотели задавить остальных, заставить подчиняться. Обычно, когда такое предпринимают люди у власти, это называется тактиками угнетения. Их противопоставляют террористическим актам – угнать самолет и врезаться в здание. Хотя террористы тоже иногда применяют тактики угнетения. В любом случае я хотел не просто описать ужасы, а показать, что все дело в мотиве. Преступники прекрасно понимали, что они делают с психикой жертв, и сознательно на это шли.