Транзит Сайгон-Алматы - [15]

Шрифт
Интервал

Скрепя сердце, Фагуй пошёл на послабления тюремного режима для Хошимина, сначала разрешив ему свободно выходить на связь со своими товарищами, находившимися на свободе, потом временно освобождая его для участия в мероприятиях Лиги. Следуя неумолимой логике войны, в августе сорок четвёртого, когда уже был освобождён Париж, он пригласил своего узника к себе в штаб, чтобы дать ему полную свободу и договориться об условиях дальнейших совместных действий.

Генерал Фагуй внутренне смирился с тем, что Хошимин будет держаться нагло и самоуверенно и был даже слегка удивлён его манерами, когда того ввели. Хошимин разговаривал спокойно, ничем не выказывая каких-либо обид.

— Надеюсь, вы не станете возражать против вхождения наших войск на территорию Индокитая в случае необходимости? Концепция военной помощи подразумевает это, — сразу поинтересовался генерал.

Хошимин отрицательно покачал головой:

— Нет, не стану. Принципы военной помощи между равными действительно не противоречат этому. У нас общие враги.

— Каковы ваши ближайшие планы, если мы немедленно выпустим вас на свободу? — Фагуй пытливо посмотрел на коммуниста. Тот лишь слегка сощурился и едва заметно погладил свою ленинскую бородку.

— Я берусь организовать как минимум две партизанские базы на той стороне границы.

Фагуй нервно побарабанил пальцами по столу. О помощи должен был попросить первым вьетнамец. Ладно, чёрт с ним.

— Что вам потребуется для этого от нас?

Хошимин ждал этого вопроса.

— Мне нужно до тысячи винтовок и хотя бы пятьдесят тысяч пиастров на первые два месяца.

— Я дам вам двадцать пять тысяч. 

— Согласен.

Фагуй довольно потёр руки. Парень оказался сговорчивее, чем он думал.

— Насчёт оружия — нет проблем.

— Отлично. Кроме того мне нужен заверенный лично вами, генерал, перманентный пропуск и мандат о том, что я уполномочен революционной Лигой осуществлять в Индокитае все действия, которые сочту необходимыми.

Генерал слегка побледнел. В этом он был взят врасплох.

— На это я пойти не могу, — недовольно протянул он.

— Генерал, я, как и мои товарищи, хорошо осознаю, что мы не сможем ввести социалистический режим сразу после освобождения. Мы стремимся к установлению антифашистской народной демократии. Даю вам слово.

В такие исторические моменты особо одарённые политики и революционеры запросто торгуют социально-экономической формацией как неким особо ценным бизнес-активом или инвестиционной гарантией. И неважно, каковы их идейные пристрастия. Если такой революционер — не оторванный от жизни неисправимый идеалист, он обязательно будет торговаться всем — названием, геополитической ориентацией, будущим строем своей страны. Только тогда одарённый революционер придёт к истинному успеху. А истинный успех любого политика — это власть. Голос Хошимина звучал в этот момент ещё твёрже, чем в начале разговора. Фагуй, поразмыслив, решил согласиться. Всё равно решаться это будет не на их уровне, пусть тешит себя иллюзиями, если угодно.

— Мы всё равно должны будем защищать вашу демократию. Когда вы готовы отбыть в Тонкин?

— В течение месяца. Я сам должен буду отобрать товарищей из Вьетминя, которые будут меня сопровождать.

Фагуй кивнул.

— Хорошо. Что-нибудь ещё?

— Хорошо бы мне ещё личный револьвер для самообороны. 

— Револьвер вы получите перед отбытием. В течение месяца — остальное.

Товарищ Хошимин порывисто поднялся. Идейные враги скрепили свой уговор крепким рукопожатием, твёрдо глядя друг другу прямо в глаза.

13.

Всю свою долгую жизнь Зиап не забывал тот стремительный прыжок с поезда на полном ходу. Удушающие руки охранки Сюртэ почти сомкнулись на горле революции, когда он пинком вышиб дверь тамбура, и ему в лицо дохнуло прохладной пустотой. Он шагнул в эту тёмную бездну без оглядки и уже когда тренированное тело, верно сгруппировавшись, катилось по откосу, он понял, что удача дала ему уникальный шанс спасти дело революции. «Кто, если не я, если не каждый из нас?», — часто думал он в последние годы. Благодаря его примеру, за Зиапом так же без оглядки прыгнул и Фам ван Донг, и это его спасло. Уже потом был стремительный бег через хлещущие по лицу колючие кусты и прыжок в холодные воды Красной реки. Зиап не мог знать, что его жена, его хрупкая Минь Тай, едва успеет спрятать у родителей дочь, их маленькую Королеву красных цветов, перед тем как за ней самой придут жестокие, обозлённые жандармы.

Зиап и его люди прятались в пещерах под шумными потоками водопадов, выныривая лишь в ночи, чтобы выйти в очередной рейд за оружием, провиантом и деньгами. «Кормиться в период войны надо за счёт врага», так гласил канон, которому Зиап неуклонно следовал с самого начала своего воинского пути.

Когда ему передали весточку о жене, она была уже мертва, и её изувеченное пытками тело впервые за годы мучений в застенках обрело покой в огне кремации. Узнав об этом, он почувствовал, что земля начинает уходить у него из-под ног, и поначалу ему даже казалось, что это сломит его навсегда, как и рассчитывали его враги. Но уже на следующий день он с кристальной ясностью ощутил, как в нём растёт ненависть и холодная решимость мстить угнетателям своего мирного народа.


Еще от автора Эльдар Саттаров
Ребро жестокости

Новый роман от финалиста Нацбеста-2016, автора книги «Теряя наши улицы». В одном из микрорайонов Алма-Аты обнаружен труп молодого мужчины. Полиция выясняет, что убитый въехал в страну по поддельному паспорту, предположительно является гражданином США, в связи с чем к расследованию подключается Джек Морган, агент ФБР. Параллельно этим делом занимается давний знакомый Моргана, местный репортёр криминальной хроники Артур Габидуллин. Морган опознаёт убитого, которого он сам незадолго до этого «вёл» в Мексике.


Чао, Вьетнам

Документальный роман Эльдара Саттарова посвящен трагическим страницам истории Вьетнама XX века. Впрочем, насколько трагическим, настолько же и героическим. Еще прежде чем перенести все ужасы американского нашествия, мужественный народ этой прекрасной страны отстоял свою свободу и независимость в многолетней и крайне жестокой борьбе с другими империалистами – фашистской Японией и голлистской Францией.


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».