Транзит - [40]

Тони застыл с дрелью в руке, и некоторое время мы просто смотрели друг на друга.

С улицы донесся голос Паулы. Она кричала. Она сказала, что знает, что я дома. Сказала, что мне нужно выйти, и она плюнет мне в лицо. Она рассказала обо мне всем соседям: люди вокруг уже знают, что я за человек и что у меня за дети. Она снова постучала в дверь кулаком. Выходи сюда, сказала она. Выходи, давай же. Потом я услышала, как она спускается по лестнице вниз, и через некоторое время входная дверь под нами захлопнулась с такой силой, что весь дом содрогнулся.

– Я пойду поговорю с ними, – сказал Тони, снимая маску.

Он отложил дрель и вышел, оставив дверь открытой. Я слышала, как он стучит в квартиру под нами. Через некоторое время до меня донеслись голоса. Интонации Паулы были слышны так хорошо, что, казалось, ее голос исходит из меня. Тони не возвращался, и в доме становилось холодно. Я не знала, закрыть мне входную дверь или оставить открытой. Я пошла наверх в свою комнату, но в ней Павел шлифовал подоконник. Он увидел, что я отступаю, и остановился.

– Пожалуйста, – сказал он, учтиво наклонив голову. – Готово, заходите.

Мы стояли и вместе смотрели вниз из окна, туда, где раньше стояла Паула, – на ступеньки у входной двери. Я поняла, что Павел, скорее всего, наблюдал отсюда всю сцену. Я спросила, чувствует ли он себя хоть сколько-нибудь лучше; он сделал нерешительное движение рукой и сказал:

– Немного.

Он стал складывать пленку, которой застелил пол и книжный шкаф, стоящий рядом с окном. Что-то там привлекло его внимание, и он немедленно протянул руку к шкафу. Он повернулся ко мне с книгой, его лицо осветилось, и он быстро пробормотал что-то на иностранном языке. Когда я не ответила, он показал мне книгу.

– Вы говорите по-польски? – спросил он, пыльным пальцем показывая на обложку книги.

Книга на польском, сказала я, но я не знаю польский.

Он сразу помрачнел. Это был перевод моей книги: я сказала, что если он хочет, то может оставить ее себе. Он поднял брови и внимательно посмотрел на нее с разных сторон. Затем кивнул и запихнул ее в карман своего комбинезона.

– Я подумал, вы говорите, – сказал он грустно.

Переводчицей была женщина моего возраста, которая жила в Варшаве. Она писала мне на электронную почту, чтобы задать несколько вопросов о тексте: я наблюдала за тем, как она создает свою собственную версию того, что я написала. В письмах она иногда рассказывала мне о своей жизни – она жила одна с маленьким сыном, – а иногда говорила о некоторых отрывках книги так, что я чувствовала, что ее работа вытесняет мою – не в том смысле, что она разрушала написанное мной, но в том, что теперь текст проживала она, а не я. В процессе перевода моя собственность перешла к ней – хорошо это или плохо. Как дом, сказала я.

Павел слушал меня, склонив голову набок, его глаза выражали настороженность. В Польше я сам построил свой дом, сказал он вскоре. Я сделал всё. Сделал полы, двери, крышу. Мои дети, сказал он, спят в кроватях, которые сделал я сам. Он научился ремеслу у отца, продолжил он, который был строителем. Но дома, которые строил его отец, отличались от его дома. Дешевые, сказал он, наморщив свой маленький нос. А его дом находится в лесу, у озера. Красивое место.

Но моему отцу это не хорошо, сказал он.

Я спросила почему, и он хмыкнул, на его губах появилась едва заметная улыбка. Его способ и мой способ – они разные. У этого дома огромные окна, продолжил он, от пола до потолка. Во всех комнатах – даже в ванной – из окон виден лес, так что кажется, что живешь под открытым небом. Он потратил много времени на то, чтобы продумать этот дом и спроектировать его. Он взял все книги по современной архитектуре из местной библиотеки и изучил их. Я бы хотел быть архитектором, добавил он, но… Он смиренно пожал плечами. Особенно его привлек один дом в Америке. Он был почти полностью сделан из стекла. Этот дом вдохновил его на строительство, но он решил, что больше ни разу не посмотрит на его фотографии. Он создал свой проект и построил дом своими руками. Но затем ему пришлось оставить его и переехать в Англию, чтобы найти работу. Он снял комнату в доме с другими незнакомыми ему людьми в районе стадиона Уэмбли. В первую же неделю кто-то проник в его комнату и украл все инструменты. Ему пришлось купить новые, а также более крепкий замок на дверь, который он поставил сам. Его жена и дети всё еще живут в Польше, в доме в лесу. Его жена – учительница.

Он продолжил складывать ремонтную пленку, встряхивая каждый кусок и сворачивая его в аккуратный квадрат. Я сказала, что он, должно быть, скучает по своей семье, и он меланхолично склонил голову. Сначала он ездил обратно так часто, как только возможно, сказал он, но путешествия были такими дорогими и так огорчали его, что он начал задумываться, не лучше ли совсем не приезжать. В последний раз, когда ему пора было возвращаться, дети повисли на нем и плакали. Он умолк, положил руки на живот и немного скривился.

– В этой стране я зарабатываю денег, – сказал он. – Но, может, оно не стоит.

Он всегда работал на отца в семейной компании, но из-за того, как отец отреагировал на его дом, не захотел продолжать.