Трансплантация - [5]

Шрифт
Интервал

Здесь Гуреев нарочито громко начинает петь: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым».

— Палата, увы, у нас одна такая, — пытается не замечать выходок Гуреева Лисин. — Зато, Руслан Львович, вот занавесочка. И окошко рядом. В случае чего вот кнопочка. Нажимаете — и я уже тут! Надеюсь, вы будете довольны. В общем, располагайтесь.

— И сколько мне здесь «располагаться»? — во второй раз прорезывается Маракин. — За занавесочкой с кнопочкой. Да еще с этим неунывающим дистрофиком.

— К операции практически всё готово, — рапортует главврач. — Оснащены по высшему разряду. И хирург мирового класса. Кольцов. Он таких пересадок более сотни проделал. Все успешно. И вы молодцом. Сердце великолепное, давление в норме. Одно лишь «но», Руслан Львович. Группа крови у вас редкая больно. Но ищем донора всем миром. Все каналы подключены. Думаю, неделька, максимум другая. Не больше!

— В общем, Руслан Львович, те же два понедельника, не больше. — Как бы про себя бурчит Гуреев. — И под Шопена вон туда. Левее будущего газона со скамейкой.

— Типун тебе на язык, — уже серьёзно злится Лисин. — Ну и пациент попался. Хоть в райздраве надбавку за вредность требуй.

— Ещё надбавку за жадность и за подлость попроси — дадут, — не унимается Гуреев. — Скажи, что со мной согласовано.

— Да, у тебя, Гуреев, и тут, похоже, всё безнадёжно, — крутит пальцем вокруг виска Лисин. — Ладно, Руслан Львович, пойду с Кольцовым переговорю. Пусть к вам заглянет — познакомится. И, как говорится, Руслан Львович, — до свидания, Нефедов — до свидания. — Машет им рукой. — Гуреев — прощайте! — Делает «козу» в сторону Николая и уходит.

* * *

Ординаторская больницы. Полная противоположность кабинета у главврача. Покосившаяся вешалка, царапаный письменный стол с оторванной дверцей тумбочки, ободранные стулья. В углу маленькая со сколами фаянсовая раковина. На подоконнике посвистывает допотопный электрочайник.

Кольцов за столом рассматривает рентгеновские снимки. Входит Лисин.

— Отлично, Сергей Иванович. Вы, как я понял, «фотку» маракинскую штудируете? Он, кстати, уже в палате. Как освободитесь, зайдите к нему, познакомьтесь.

— Хорошо, Степан Андреевич, зайду. — Кольцов подходит к окну, выключает чайник. — Кофе хотите? Растворимый, правда.

— Налейте чашечку.

Кольцов достаёт из тумбочки банку кофе, сахар в крышке от стерилизатора и две чашки. — Только это не Маракин. Нефёдовский снимок. Удивительный случай. Как на шампур для шашлыка, сердце насадили. С одной стороны, не повезло пацану, что ребро так сломалось. С другой стороны, ещё полсантиметра — и каюк. Как его так угораздило?

— Машина сбила. Иномарка какая-то крутая. Вот три месяца искусственно брадикардию поддерживаем. Любое учащение сокращений — и еле-еле из фибрилляции выводим. Ему даже садиться нельзя. Три раза уже остановка сердца была. Не знаем, что с ним и делать.

— Тут только донор. — Разлив по чашкам кипяток, Кольцов продолжает внимательно изучать рентгеновский снимок. — Родное, пожалуй, уже не восстановишь. Достучало бы хотя бы до трансплантации.

— Не достучится.

— Почему, Степан Андреевич?

— Ну, во-первых, у него тоже четвертая, резус отрицательный. — Лисин брезгливо рассматривает чайную ложку, морщась, нюхает банку с кофе. — Беда какая-то! В одной палате двое с четвёртой. Никогда такого не было. Хоть в книгу Гиннесса заноси. Парадокс!

— А во-вторых? — прерывает главврача Кольцов.

— А во-вторых, и в-третьих, и в-десятых. — Лисин с одинаковой неприязнью смотрит то на банку с кофе, то на хирурга. — Меньше чем за двадцать тысяч баксов нам никто донора не даст. А у Нефедова мать-одиночка. Литературу в школе преподает. Комната в коммуналке. Какие тут баксы?! Ладно, давайте на Маракина переключаться. Этот хоть бриллиантовую почку проплатит.

— У кого кошелёк, тому и жизнь! Почти разбойничий лексикон. Медицина наша хваленая!

— Страховая, Сергей Иванович. Страховая! Рынок! Ничего не поделаешь. — Лисин всё никак не может определиться с кофе.

— Нагнали страха. И рынка тоже. — Кольцов берет со стола и внимательно изучает снимок Маракина. — А что на него переключаться. Типовка. Даже неинтересно. Везите почку, и вопросов не будет.

— Он сразу обе требует. Может, уважим пациента?

— Пусть хоть пять требует, — отрезает Кольцов. — Но это уже, как говорится, без меня.

— Хорошо, Сергей Иванович. Я ведь тоже понимаю. Риск не оправдан.

— И риск в том числе, — отчасти поддерживает Лисина Кольцов.

— Вот вы ему, Сергей Иванович, сейчас это и объясните. Вам он поверит. Тем более что и экономия получится. Вместо двух за одну почку платить придется. — Решительно отодвигает от себя чашку с кипятком.

— Объясню. — Кольцов вновь берёт в руки снимок Нефёдова. — И про экономию тоже. Пусть он на эту экономию мальчишке сердечко донорское оплатит. То на то и выйдет.

— Во-первых, не выйдет. Сердце на порядок дороже. А потом, Сергей Иванович, с Русланом Львовичем про это лучше не надо! Не тот клиент.

— Ничего. Тот не тот. За спрос денег не берут.

— Моё дело предупредить. — Лисин опять явно недоволен. — Ладно, идите, я чуть позже присоединюсь. Надо пару звонков в горздрав сделать. Пусть анестезиолога ищут.


Рекомендуем почитать
Про папу. Антироман

Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!


Где находится край света

Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.


После долгих дней

Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.


Поговори со мной…

Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.


Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.