Трансплантация - [6]

— Хорошо. Пойду к вашему Маракину знакомиться. Заодно и пацана осмотрю. И кто там ещё?

— Гуреев. Но там смотри не смотри, — машет рукой Лисин.

— Да, увы! Там, действительно, всё без вопросов. Никак привыкнуть не могу к этому.

— К чему — к этому?

Кольцов пристально смотрит на главврача, затем недоуменно качает головой.

— Когда понимаешь, что помочь не можешь. Вот к чему! — Кольцов встаёт, подходит к раковине и выливает содержимое чашек.

— Понимаешь, но не привыкаешь! — бросает скорее в коридор, нежели Лисину, Кольцов и выходит из ординаторской.

* * *

Та самая палата интенсивной терапии. На стуле рядом с Сашиной кроватью женщина лет сорока-сорока пяти с добрым интеллигентным лицом и грустными карими глазами. Что-то ласковое и ободряющее шепчет она сыну, иногда мокрым полотенцем утирая капельки пота с его бледного лица. За занавеской Гуреев и Маракин увлеченно играют в карты. Судя по азартному выражению глаз, игра носит нешуточный характер. Бесшумно приоткрывается дверь. В палату тихо входит Кольцов и с интересом прислушивается к разговору картежников.

— Сливай воду, Русланчик. — Всё так же, не расставаясь с капельницей, Гуреев поудобнее устраивается в ногах Маракина. — Мы эту твою червовую даму, на старшую медсестричку нашу так похожую, чтоб ей пусто было, тузишкой шлёпнем. Нечего на валетов зариться! Туз же главнее. Да, Маракин?

— Раздавай, метастаза! — Маракин, собрав карты, передаёт колоду Гурееву. — Отыгрываться буду.

— Сам дурак. — Гуреев плашмя громко хлопает колодой по тумбочке. — Всё. В долг больше не играю. Считаем итог! Получается — четыре компота, три вторых, семь щелбанов, две тысячи семь рублей. Ну, вместо семи рублей можно еще один компот приписать. Он, правда, и того не стоит. Полный отстой.

— Даю по тридцать рублей за щелбан, — прерывает расчеты старика Маракин.

— По тридцать? С акулы не шоу-бизнеса? Мало!

— Сорок.

— Ладно, — продолжает торг Гуреев. — Пятьдесят пять с учетом мирового экономического кризиса.

— Хрен с тобой. Пятьдесят. Торг окончен.

— Сашка, — высовывается из-за занавески голова Гуреева. — Сколько будет семь щелбанов на пятьдесят рублей умножить?

— Получается триста пятьдесят щелбанорублей, дядя Коля. — Увидев стоящего в двери Кольцова: — Здравствуйте!

— Здравствуйте. Я новый хирург. Сергей Иванович меня зовут. С кого начнем осмотр?

— Вон, с Сашки. — Опять появляется из-за занавески голова Гуреева. — Со мной не начинать, заканчивать пора. А Маракина можно вообще не смотреть. Во-первых, бандит, во-вторых, проигрался вдрызг и посему неплатежеспособен. А значит, медицине нашей страховой абсолютно неинтересен.

— Мне-то казалось, что все как раз с точностью до наоборот, — искренне удивляется Кольцов. — Ладно. С Нефёдова так с Нефёдова. Вы его мама? Ирина Германовна? Да?

— Да, здравствуйте. — Нефёдова встает со стула. — Можно потом с вами поговорить, Сергей…

— Сергей Иванович. Можно, конечно. Подождите меня в коридоре. Я скоро выйду. Хорошо?

Нефёдова, погладив вихры сына, приветливо кивает Гурееву и выходит из палаты.

— Ну, как дела, боец? Раздевайся. — Кольцов смотрит прямо в глаза Нефёдову.

— Лежать надоело. — Саша отводит глаза и нехотя снимает рубашку.

Кольцов тщательно прослушивает юношу, недовольно хмурит брови.

— И всё же придётся еще полежать.

— Плохо там всё? — Саша опять смотрит в сторону.

— Бывает хуже.

— Редко?

— Не слишком часто. Врать не буду.

— То есть вариантов нет? Так? — На этот раз глаза в глаза врачу. — Ежели опять не врать.

— Нет бриллиантов — нет вариантов. — С Маракинской половины выходит злой Гуреев, волоча за собой капельницу. — Тьфу на всех. Демократия, мать её! Развалили страну. — Гуреев поднимает палец вверх. — Проекты приоритетные. — Затем переводит палец в сторону Маракина. — Тузы авторитетные. Я неправ, Сергей Иванович?

— Хватит с меня оценок, Гуреев. Вы для меня все одинаковые, все просто больные.

— Одинаковые! — продолжает негодовать Гуреев. — На туза крестового — так варианты отыщутся. А молодому валету вариантов нету. Эх, будь у меня четвёртая группа. Не задумываясь, прямо сейчас на стол бы лег. Режьте, забирайте. Пока стучит. Сашка потом влюбится. Сердце от прилива чувств забьется, забьется… и о Гурееве напомнит. И Саньке хорошо, и сердцу моему приятно.

— Спасибо, дядь Коль. — На этот раз взгляд Нефёдова сосредоточен на окне. — Только похоже, что не застучит. У нас с тобой группы крови разные, а конечный пункт один. Там! Левее сам знаешь чего.

— Хватит! — Неожиданно для всех взрывается Кольцов. — Не расслабляться. Вариантов нет? Вам, Гуреев, может, и вправду нет. Медицина бессильна. Пока. Простите, но это так. А вот Нефёдова вы с собой не равняйте. Не рав-няй-те! Ясно? Будем искать варианты. И обязательно найдем. Обязательно! Это я вам говорю! Я, Кольцов! Понятно?

В палате повисает тишина. Даже Гуреев не находит нужным что-либо возразить Кольцову.

— Нефёдов, вам понятно? — Голос Кольцова строг.

И без того бледное лицо Нефедова становится еще белее.

— А вы дядю Колю раньше времени не хороните. А то и Лисин, и вы — «в морг на каталке», «медицина бессильна!» А он еще крепкий и очень хороший. Лучше вас всех. Понятно? И вы его лечить обязаны.