Трамвай желанiй - [4]

– Игорешку министром… Это как в романе про Распутина, где Гришка царю записку писал: "Милай ты энтова чоловечка менистрам фунансоф назначь… Грегорей…" Игорешка – министр ФУНАНСОФ…

– Правильно, кого-то министром назначают, а ты все бухгалтером вшивым, – злобно шипела Анька, проносясь мимо.

– Не бухгалтером, а заместителем директора по финансам, – поправил жену Антон и вдруг осекся, переменившись в лице… – Постой, постой, постой… А ну-ка, сколько лет-то прошло?

И Антон принялся загибать пальцы, шепча себе под нос: "В восемьдесят восьмом мы, значит, поступили, в девяноста третьем мы окончили, а сейчас… Двенадцать лет, значит, прошло. Двенадцать лет?

***

Антон очень радовался, когда в новостях сообщали о гибели какого-нибудь автогонщика. Или о том, что в Москве или в Питере убили очередного банкира. Или посадили в тюрьму.

А еще ему очень нравились сообщения зарубежных журналистов о том, что какая-нибудь очередная русская барышня из выехавших "туда", влипла в пикантную историю с судебным разбирательством.

И всякий раз он удивлялся: и как это Семину все удается гоняться-гоняться и никак себе шею не сломать? И Игорьку Сохальскому тоже – ходить по минному полю двояко толкуемого налогового законодательства, и нигде не упасть – не сорваться.

Отчего они по жизни везунчики такие?

***

В тот трамвай, шедший по Среднему проспекту Васильевского острова, они сели возле парка на девятнадцатой линии. Из общаги выкатились в полтретьего ночи. И теперь было не совсем понятно, то ли это первый утренний трамвай, то ли последний ночной?

– А я хочу через десять лет стать министром финансов, – сказал Игорь.

– Через десять не станешь, – с сомнением возразила Ритка.

– Ну, тогда через двенадцать, – поправился Игорь и, сделав очередной глоток, передал бутылку Витьке Семину.

– И через двенадцать не станешь, – сказала Ритка.

– Почему? – спросил Игорь.

– Потому что злой, – ответила Ритка и отвернулась.

Они были в полупьяной эйфории.

Последняя сессия была почти сдана.

Впереди был последний, дипломный семестр.

А на дворе был любимый русский праздник – Старый Новый год…

– А меня ты не хочешь через десять лет? – спросила Ритка с какой-то отчаянной ноткой, которую не скрывал ее хмельной смешок.

Наигранный смешок.

Антон и Семин отвернулись.

Всю последнюю неделю Игорь и Ритка только и делали, что разбирались в своих отношениях.

– Ничего, милые бранятся, только тешатся, – хмыкал Семин.

Но напряженность, возникшая в отношениях их блестящей пары, не была похожа на милую брань двух без ума влюбленных друг в друга молодоженов. Да и молодоженами они не были – Ритка с Игорьком. Уже три года вместе. Да и вообще – не были они расписаны.

– Will You still need me, will You still feed me, when I m sixty fore? – пропел Семин, отвернувшись от их перманентно записных голубка и голубицы.

– А ты, Семин, чего хочешь через десять лет? – снимая напряженность и меняя тему спросила Ритка.

В трамвае она сняла с головы вязаную шапочку, и ее свежевыкрашенные, вернее, свеже-обесцвеченные пергидролью волосы щедро рассыпались по плечам и спине.

Игорю не нравилась такая вот новая Ритка.

– Дура, под чухонку обесцветилась, нам в Питере итальянок, испанок жгучих не хватает, а она туда же!

Семин сказал Антохе, что Ритка назло Игорьку обесцветилась. Ведь совсем недавно – перед самым Новым годом, она в парикмахерской на Невском в темную шатенку покрасилась. И вот через две недели – нате!

– А я через десять лет хочу либо свою музыкальную радиостанцию в Питере сделать, чтобы музыку нормальную, а не эти "ша-ла-ла-лу-ла" крутить, либо трассу "Формулы-1" в Питере открыть, чтобы Сенна с Манселом здесь гонялись, – сказал Семин, передавая бутылку дальше – Антону.

– А не хочешь стать первым спонсором наших русских кольцевых гонок на автобусах "Икарус" – на этих скотовозах, на "гармошках" с пассажирами, – и чтобы пассажиры в дверях гроздьями висели, а моторы гоночные, форсированные поставить, тысячесильные? – спросил Игорь, скривив уголки губ в своей коронной ироничной улыбке.

– Дурак! – фыркнула Ритка. – Злой дурак.

– А ведь раньше она все остроты Игорька первая на ура воспринимала, – толкнул Витька Антоху в бок.

Антоха и сам заметил эту перемену. Что-то произошло.

Что?

То, что Игорь Ритку замуж не берет?

Конец учебе…

Жили-жили три года, шесть семестров, бой-гелфрэндами друг дружке, а как учебу кончать, что теперь? Пути-дорожки врозь? А Ритка ведь надеялась?

– А ты сама, Ритуль, ты чего через десять лет? – спросил Семин.

– Быть мадам Сохальской и старшего отводить в… – Ритка, прикрыв глаза, принялась считать, – un, deux, trois, quatre, cinq, six… старшенького отводить в третий класс гимназии, а младшенькую – в первый… И отвозить на новенькой четыреста пятой "Пежо"…

– Dream on! – сказал Сохальский, закатывая кверху глаза. – Хотя однофамильцев у меня может быть и немало!

Ритка, казалось, пропустила это мимо ушей.

– Антоха, Антоха, а ты-то что загадал? – спохватился Сохальский. – Небось, джентльменский набор ленинградского обывателя? Квартирку, машинку и дачку под Выборгом на озерце?

Но Антохе не дали сказать.

Вернее, Ритка не дала.

Она вдруг развела руками, отодвигая от себя сидевших подле нее кавалеров, и, сделав значительное лицо, сказала: