Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [80]
Согласен, что у меня слишком высокие запросы, ибо Космос возможностей, откуда я не так давно прибыл, всегда был наполнен чистыми звучаниями, которые ярко светились, словно Звезды, в совершенной гармонии, извлеченные с высочайшей точностью. Мелодии, пришедшие из вечной бесконечности и теряющиеся в ней опять, требовали того, чтобы к ним старательно прислушивались, чтобы не упустить их, ведь никто не знает, вернутся ли они когда-либо назад. А какое звучание, какую гармонию, какие звуки можно было услышать тогда, когда звучала не только, чистая музыка сфер[112], заключенная в мерцающие шары с тончайшей оболочкой из стекла, так что одновременно было видно, как мелодии пульсируют в постоянно меняющемся ритме; к тому же кубическая музыка, много строже и яснее, а ее сериальный строй порождал все новые сочетания, каких не слыхало еще человеческое ухо, а также существовала музыка в квадратном или треугольном строе, где резонировал изящный, чистый звук, и многое другое, чего невозможно объяснить людям, ибо кто же способен себе представить пирамидальную или цилиндрическую музыку, или музыку в формате октаэдра, не говоря уже о том, чтобы распознать ее, если доведется услышать.
Не хочу поэтому порицать людей за то, что они в ту пору не имели никакого представления о музыке, этом подлинном и единственном искусстве, а вместо этого пытались подражать со своими жалкими инструментами биению своего сердца или пенью птиц, но для меня было просто невыносимо одно то, что они считали себя обязанными приносить свою музыку мне в качестве жертвы. Их намерения, конечно, были добрыми, а результатом становился невыносимый шум, от которого я бежал, используя каждую возможность.
Сегодня говорят, что можно услышать не только пение птиц, но и любой другой твари, например киты способны воспроизводить пение и мелодии совершенной гармонии, если только прислушаться, но об этом люди узнали не так давно, ибо в то время слух у них не был еще настолько развит, да и звери еще не научились выражаться таким изящным способом. Но у меня, по меньшей мере, была надежда, что Ариэль, ангел музыки, позаботится об этом, ибо именно так я понял его задачу, или же это был Израфиль[113], о котором некоторые утверждают, что именно он в конце всех дней дунет в трубу, когда собственно на Страшном Суде станут задавать пятнадцать вопросов. Мне, однако, все равно, какой ангел чувствует себя ответственным за это дело, так как у меня достаточно было занятий на окраинах Универсума, ведь сам по себе он в те времена еще, не раздвинулся.
Несмотря на риск вновь отступить от темы в самом начале новой главы, как я это обычно делаю, я все же не удержусь и позволю себе сказать несколько слов о Музыке, ведь для меня она является милейшим из всех искусств. Я всегда следил за тем, чтобы люди старательно в ней упражнялись. Ведь музыка не только отрада души после тяжелого трудового дня, она не только смягчает боль и страдания, которых в мире по причинам, не относящимся в данном случае к делу, существует больше, чем может вынести человек в одиночку; но музыка к тому же не только любящая и неутомимая утешительница души и чувств, она открывает духу все двери к тайнам этого мира. Разве люди не открыли в музыке гармонию звезд и разве в пульсирующем ритме модерна не обнаружили биение сердца нового времени? Разве великие композиторы не создавали свою музыку по строжайшим законам и не облекли ее чуть ли не в геометрические формы, так что при взгляде на партитуру фуги Баха не знаешь, что именно более достойно восхищения — гениальность музыки или графики?
В моем мире музыка — это не что иное, как труд, будь это сочинение или восприятие, поэтому требуется немало усилий, чтобы не только возрадоваться обворожительной красоте незатейливой мелодии, но прочувствовать в ней творческий дух мастера. Меня всегда развлекало, когда я слышал, как люди спорят о том, сколько должно быть тонов в музыке: четыре[114] или восемь, или даже двенадцать, при этом люди в каждом конкретном случае умудряются найти на то веские аргументы. Причем должен без всякой зависти признать, что люди на протяжении своей истории достигли большого мастерства в том, чтобы всегда находить веские основания для того, чем они в данный момент занимаются.
Все равно: люди должны и дальше старательно упражняться в музыке, ибо одну тайну я хочу здесь раскрыть, но только одну, заключающуюся в том, что алгоритм моего мира может открыться только через музыку и только тому, кто слышит звучание звезд, как они, танцуя и напевая, устремляются в бесконечность, тому, кто столь же безудержно принимает никогда не ослабевающий ритм стихий, кто, подобно дервишу, без раздумий смиренно вливается в вечный момент движения (спин) мельчайших частиц, и сам в результате неустанно растущих вращений становится частью универсальной музыки, как учил когда-то благословенный Мевлана, которого люди назвали также Руми
