Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [46]
Со всей осторожностью хотел бы добавить, что люди ни разу еще не смогли договориться, как именно должен выглядеть мир в самом лучшем варианте, должны ли все люди быть равными или благородные избранники должны господствовать над всеми, должен ли один народ править другими, и какой именно народ благословен будет перед другими во славе или в страдании. Я также не хочу умолчать о том, что в таких спорах люди чаще и значительно результативней разбивали друг другу головы, чем по какому-либо иному поводу. Ибо что одному рай, то другому — ад; наверняка, в Вавилоне вместе с языками перемещались навечно и мысли человеческие, что совсем не удивительно, ведь язык — это единственный вид и способ человеческого мышления вообще, а кто говорит на другом языке, тот, стало быть, и думает по-другому, а коль не действует слово, то помогут кулаки, но об этом разговор впереди.
Что, однако, люди никогда и ни в коем случае не обсуждают, хотя поначалу я делал множество попыток втянуть их в дискуссию на эту тему, так это то, что именно этот мир однозначно и бесповоротно плох сам по себе, и что он (конечно, мир, а не сами люди) должен быть немедленно и принципиально улучшен. Считается, что на это есть узаконенное право, которого можно требовать с возрастающей навязчивостью и категоричностью от любых властей, какими бы они ни были: боги, монархи, выборное правительство. Такие требования не сопровождаются никакими обязанностями, вкладами и достижениями и не выводятся ни из чего другого, кроме как из простого факта существования человека. Для этого придумали даже специальный термин — естественные права, которые якобы принадлежат каждому человеку от природы и не могут быть отторгнуты в дальнейшем, хотя он ничего не делает для их сохранения, кроме того, что агрессивно выдвигает все новые и новые требования. Это достаточно скверно, но еще хуже, когда появляется достаточное количество людей, которые подбадривают и укрепляют других в их несоразмерных и наглых притязаниях, хотя сами отлично понимают суть ситуации.
Между тем я полностью уверился в том, что люди должны быть недовольными, чтобы вообще чувствовать и осознавать себя людьми; и я уверен в этом не только потому, что с самого начала мог наблюдать людей, чтобы, в конце концов, утвердиться в том, что они в сущности своей нисколько не изменились. Я уверен в этом потому, что опыт с историей «улучшенного человечества» со всей неопровержимой отчетливостью показывает, что только недовольство дает им силу и повод и для величайших, и для позорнейших деяний» Недовольство является плодотворной чертой человеческого характера, оно дает прямо-таки неисчерпаемую энергию, которая ежедневно толкает людей к новому, и никогда и ни за что не оставит их в покое, вот это-то и есть собственно наказание, которое Господь хотел дать людям в свое время за их. непослушание в Раю.
Я до конца не уверен в том, действительно ли Господь в то время смог осознать, что Он привел в движение своим наказанием, так как Он до сих пор давал мне на него уклончивые ответы. В конце концов, всегда утверждают, что Бог всеведущ, и это даже вполне возможно, однако тот, кому довелось, как, например, мне, пережить неизмеримый гнев Господа, тот может себе представить, что Бог настолько одержим гневом, что Ему чужды какие-либо иные мысли. Во всяком случае, с той поры недовольство прочно укоренилось в человеке, и, боюсь, этого уже не изменишь до скончания всех дней, при этом не играет никакой роли, сколь велики будут усилия по дешифрированию моего алгоритма с целью изменить человеческую сущность. Ибо если человек перестанет быть недовольным, то с людьми можно будет раз и навсегда распрощаться, и никто уже не придет, чтобы ответить на пятнадцать вопросов и получить доступ в Небесный Иерусалим.
Но все-таки, сколько трудов люди положили, чтобы свое недовольство — не сублимировать, не компенсировать, не проанализировать, а легитимировать, — так как люди были недовольны своим недовольством, они злились на самих себя и больше не выносили друг друга. Если уж восхищаться людьми, что я делаю всегда неохотно, то так, как они обходились со своим недовольством, равно как с великими страданиями и великими страстями в редкие светлые моменты своей истории. Как далеко только не простирался их дух, чего только они не изобрели: сначала религию, чтобы придать смысл своим чувствам, затем технику, чтобы дать своим чувствам усладу, и, в конце концов, политику, чтобы дать, наконец, своим чувствам свободу. В поистине великие моменты своей истории люди смогли все это подчинить единственной системе — с единственной задачей, единственной структурой и единственной логикой.
Были бы вообще построены пирамиды или Китайская стена, полетели бы люди на Луну или проникли бы в тайну человеческих генов, если бы они предварительно не довели свое недовольство до высшей точки? Нельзя на многие годы сделать рабами сотни тысяч людей, чтобы они таскали камни, рыли рвы или, по меньшей мере, отдавали собственные деньги. Нет! Их нужно увлечь идеей, лучше всего идеей Бога — идеей спасения, только тогда они мобилизуют последние силы своих хилых тел, тогда они возгорятся и вознамерятся стать частью высокого творения. Когда же людям удавалось творчески обойтись со своим недовольством, что, к сожалению, случалось довольно редко, то они были способны на такие достижения, которым необходимо воздать должное, даже с высоты создателя миров. Естественно, творениям людей не суждено быть вечными, но, пока они в деле, к ним следует относиться со всем уважением, ибо я могу лишь подтвердить, что мне не всегда легко удается укрощать стихии по своим желаниям, а люди управляют водами, поднимаются в воздух, на земле строят дома, а огонь они сделали своим послушным слугой. Собственно говоря, им следовало бы давно выучить, что все-таки стоит пользоваться тем, что предлагает этот мир, вместо того чтобы в жалобах ожидать чего-то нового. Я добавлю, что людям отнюдь не все известно из того, что может предложить им этот мир.
