Трактат - [6]

***

— Серьезно? — только и промолвил Константин, закончив чтение текста лекции и захлопнув крышку ноутбука Макса.

— А почему бы и нет? — откликнулся тот не совсем трезвым голосом со своего кресла у окна. — Мне вот нравится думать, что в моем прошлом не было непоправимых ошибок и не о чем жалеть; в настоящем я ничем не хуже и не лучше других; все мои проблемы не являются чем-то новым, а значит им есть решение; и в будущем передо мной открываются невообразимые перспективы. Не говоря уже о том, что есть что-то за гранью.

— Только таким как ты и нужна подобная философия, — шепотом сожаления заметил Константин, уже взявшись за ручку двери, — оторванным от реальности. — И уже громче добавил. — Хватит с меня на сегодня. Я пошел. И проветри ты комнату, задохнешься ведь. Пока.

Рыжий Макс, не щадя себя, выпил еще одну рюмку и проводил друга лишь взмахом руки из-за высокой спинки кресла.

III

Константин не разделял философии, изложенной в прочтенной им лекции, но в следующий раз, добираясь до дома Макса в метро и наблюдая за пассажирами, которые сами себя отрывали от опостылевшей реальности самыми разными способами, был вынужден признать, что как материал для статьи, предназначенной этим людям, она действительно неплохо подходит. Однако продолжать знакомство с собранными Максом данными со следующей лекции философа Константин не хотел, благо тот уже выяснил кое-что и о программисте и о гадалке. Поэтому на сей раз он принялся за чтение описанного Максом разговора с одним из коллег пропавшего программиста.

***

Я прибыл к зданию научно-производственного объединения «Технология» утром среды и, назвавшись на пропускном пункте, без каких-либо затруднений был допущен внутрь. Руководитель отдела разработок, лично, встретил меня у лифта на своем этаже.

— Добрый день! Меня зовут Максим Рыжков, более известный как Рыжий Макс, и я представляю журнал «Гермес». Вы должно быть слышали о нас. Наш журнал… — начал было я, здороваясь за руку с в высшей степени интеллигентного вида мужчиной в очках, и тут же осекся, подумав: «О чем это я? Еще не хватало, чтобы я предложил ему разместить у нас рекламу».

Однако из неловкого положения меня выручил сам собеседник:

— Да, я читал ваши статьи, — сказал он, — не понаслышке знаком с вашим журналом, — давал как-то раз интервью, — и теперь с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Пойдемте.

Он проводил меня в свой кабинет и, как любой занятой человек, сразу перешел к делу.

— Итак, о чем вы бы хотели со мной поговорить?

— О пропавшем инженере-программисте, работавшем в вашем отделе.

— Ах, об этом, — несколько помрачнел мой собеседник, — к сожалению, полиции еще ничего не удалось выяснить, разве только…

И начальник отдела разработок повторил мне то, что мне было известно ранее, однако, как и собирался, я повел наш разговор по другому пути.

— Я понимаю, сколь неудобно говорить о подобном происшествии, потому и не собираюсь мучить вас расспросами о ходе полицейского расследования. Я хочу услышать от вас о самом пропавшем. Кто он? Какой он? Понимаете?

— Что ж, думаю, с этим я могу вам помочь, — согласился мой собеседник. — Этот человек был необычным сотрудником: он относился к технике, с которой работал, так, словно это были живые люди, а программировал с такой скрупулезностью и осторожностью, будто нейрохирург при операции на живом мозге. Он вообще любил сравнивать технику с людьми: если не вдаваться в терминологию, равнял тело человека со всеми его органами, аппаратной составляющей техники, а внутренний мир человека (его психику, сознание) — с программным обеспечением. Он говорил, что такой подход придает одухотворенность результатам его труда, и болезненно воспринимал даже незначительные недочеты, будто из-за них, техника становилась органическим инвалидом или психическим больным.

В одной из наших немногочисленных бесед он рассказывал мне о том, как представляет будущее, в котором уже нет людей, но есть машины. Программы, установленные в этих машинах, будут обеспечивать автономное функционирование их аппаратной составляющей, сканировать их состояние, при необходимости заставлять искать масла, металлы, минералы и запускать их переработку внутренними микрофабриками и микролабораториями в необходимые для дальнейшего существования вещества: смазку для шестерней и подшипников, медь для проводников, кремний для микросхем и тому подобное. При достижении определенного состояния, две машины будут готовы к обмену фрагментами своего программного кода, который запустит в одной из них процесс сборки новой машины, с предустановленной из родительского кода программой автоматизации и некоторыми их отличительными характеристиками, приобретенными за время существования. Вновь собранная машина, быстро станет перенимать информацию от родителей, устанавливать новые программы, наращивать функционал и аппаратную составляющую, готовясь к дальнейшему воспроизводству себе подобных.

Так что, продумывал он все буквально до мелочей. Казалось, он даже мыслил не понятиями и образами, как обычные люди, а нулями и единицами бинарного кода, как машины. Его память, как он сам говорил, была организована каскадом папок, подобно фотографиям в цифровом фотоаппарате. Там была корневая папка под названием «Жизнь», в которой лежали папки «Детство», «Подростковый возраст», «Юношество», «Взрослость», в каждой из которых находились папки, сортированные по годам, а в каждой из них, в свою очередь, сезоны: «Весна», «Лето», «Осень», «Зима» и так далее: месяцы, недели, дни, часы.