Трагические поэмы - [100]

Католики из Бруажа произвели пять вылазок на остров, но каждый раз бывали отбиты, и скоро больше не осталось солдат, которые не были бы взяты в плен. Однако все они были отпущены на свободу за выкуп, кроме тех, кто был захвачен в большом сражении. Этим пришлось вызволять галеры капитана Буассо и его сподвижников. Веселое это положение завершилось взятием в плен самого губернатора, каковое описано в конце главы 5-й. Затем последовало решение Обинье вернуться в тюрьму, где он доказал свою верность. В смертельной опасности он обратился к Богу с молитвой, которую на следующий день, освобожденный, переложил в латинскую эпиграмму, впоследствии помещенную среди других его эпиграмм и начинающуюся словами: Non te caeca latent[680].

Я уже говорил вам о завистливом характере короля Наваррского. Вот вам некоторые образчики. Один молодой человек из хорошей ларошельской семьи презирал бедного пехотинца, младшего офицера, под командой которого он служил и по приказу которого дважды стоял под ружьем. Однажды он оскорбил его, крикнув: «Ты мне не командир!» Офицеры гарнизона, собравшись, приговорили его к расстрелу. По просьбе младших офицеров этот приговор был заменен разжалованием и исключением из списков. Тогда тетка этого молодого человека, при посредничестве двоюродной сестры, рассказала королю о суровом приговоре, на который жаловался ее племянник. Воспользовавшись этим случаем, чтобы оскорбить Обинье, король послал за ним пристава совета.

Ольронский губернатор, считая, что король призывает его, чтобы узнать его мнение о приближении маршала де Бирона[681], был поражен, увидя своего молодца, разодетого в шелк, стараниями его кузины, и сопутствуемого мэром Гитоном и двадцатью другими родственниками, ждавшими у дверей совета. Насмешливо отвесив несколько поклонов входившему Обинье, король сказал: «Да хранит вас Бог, о Серторий[682], Манлий Торкват[683], старый Катон[684], и, если в древности существовал военачальник еще суровей, да сохранит вам Бог и его!» На эту колкость Обинье немедленно ответил: «Если дело идет о правиле дисциплины, против которой вы являетесь обвинителем, позвольте заявить вам отвод». Тут он вышел в другую комнату. Не пожелав сесть, Обинье сослался только на отказ в повиновении и замолчал. После обмена мнений председательствовавший господин де Вуа горячо поблагодарил Обинье, попросил его и впредь защищать дисциплину от дурных начальников, во власти которых она находится, и прибавил: «Мы должны исправить только одно: столь справедливо приговорив к смертной казни бунтовщика, стоявшего на часах, вы, однако, взяли на себя смелость смягчить этот приговор, между тем как это право принадлежит только генералу». Очень довольный, что его порицают именно за это, Обинье заявил совету, что, будучи отрезан морем от материка, а также имея поручение отливать пушки и готовиться к сражению, он позволил себе простить солдата. С его объяснениями согласились, а короля долго открыто порицали за его вражду к поддержанию порядка и к справедливому правлению. Подобные колкости и в особенности продажа ольронского округа врагам, чего Обинье не мог вынести, так как приобрел его слишком дорогой ценой, вызвали в нем желание вернуться домой и внушили ему справедливую жажду мщения. Он пришел к несправедливой мысли, которой раньше не могли породить в нем ни огорчения, ни опасности: выйти в формальную отставку и потом умереть при выполнении какого-нибудь великого дела. Но, видя, что партия привержена религии, он решил презреть все, чему его наставляли с детства, взяться за изучение спорных пунктов религий и жадно искать в римско-католической вере хотя бы крупицу для спасения души. В гневе он обнаружил и огласил это намерение. Тогда господин де Сен-Люк, де Лансак, д’Ала и другие враги-паписты послали ему отовсюду книги. Сначала Обинье принялся читать Панигаролу[685], но бросил его за болтливость. Потом Кампиануса, и был восхищен его красноречием. Но это было не то, чего он искал, и, отбросив эту книгу, он написал на титульном листе: «Declamationes»[686] вместо: «Orationes»[687]. Потом ему попалось под руку все, что в то время было издано Беллармином. Он проникся приемами и силой этой книги, ему полюбилось кажущееся простодушие автора, приводящего выдержки из враждебных ему текстов; он надеялся найти то, чего искал. Однако, принявшись за любознательное исследование с помощью Витакера и Сибранда Люберта[688], он больше чем когда-либо утвердился в своей вере, а тем, кто спрашивал у него о плодах его чтения и о его намерениях, отвечал, что победил соблазн усердием, ибо перед чтением становился на колени и молился.

Через шесть месяцев дела партии пришли в жалкое состояние. Король старался помириться с Обинье и в знак примирения дать ему на воспитание своего новорожденного побочного сына[689]. Обинье оставил это предложение без внимания. Тогда король предложил ему предпринять разведку к Тальмону[690].

(1587). Как раз в то время, когда герцог де Жуайез собирался в свою первую поездку в Пуату, албанцы послали вызов к сражению на копьях двадцати шотландским дворянам