Трагедии - [55]

По слову моему прославься, Мореходство!

Пусть будет образ твой символом превосходства

Поставлен в море, там, где в Тессел [245] бьют валы,

И штевни где всегда от пены волн белы.

Там да воздвигнется осьмое чудо света!

Пусть будет статуя по-княжески одета,

В короне пусть брильянт пылает, как свеща,

440 На золото не след скупиться для плаща,

Корсаж из бархата, в кораллах и рубинах,

Зеленым будет пусть, как цвет воды в глубинах,

Пусть, будто Флотовождь, стоит сей образ так:

Зажав в деснице жезл, а в шуйце — флотский флаг.

Воззрятся на пего, воспряв со дна со вздохом,

Морские божества, поросши древним мохом,

Се — покровители саморазличных стран,

Кому прибрежный край, иль выход к морю дан.

Там — зрю Венецию, помолвлену с волнами,

450 Престольный Лондон зрю, соседствующий с нами,

И гордый Лиссабон, и занятой Марсель,

И Амстердам, чей блеск неоспорим досель,

И хлебный Данциг зрю, — а вот, по воле Божьей,

Грядут и мавры к нам, сверкая черной кожей,

Кумиру моему воздать по праву честь,

На паруса его глаза горе возвесть.

Земля — поблизости [246]. Вот — лоцманские боты

Спешат избавить нас от страха и заботы,

Умело в порт введя, — и вот, как всякий раз,

460 Тритоны вод морских сопровождают нас.

Вот — крепость Мейдена [247], очам уже открыта, —

Всем главам таи глава — наш Хофт-архипиита,

И бог залива, Главк [248], средь волн необорим,

На танец нимф зовет. Беседку Моря зрим [249],

Сей рынок христиан, край роскоши уместной,

Где Биржа славная взнеслась в простор небесный, —

И вот уже причал, желанный столь, и вот

Нас амстердамских дев встречает хоровод,

В нагрудных кружевах, без головных уборов,

470 Танцуют и поют, даря сияньем взоров.

Двух девочек сюда счастливый рок привел [250]

Нас танцем усладить и музыкой виол,

Ведь каждая из них — Дианы светлой жрица.

Что ж, якорь отдадим. Пора остановиться.

Здесь должно обрести конец морской тропы,

Здесь к дому Румера ведут меня стопы,

Истерли славный чей порог за многи леты

Ваятели, певцы, художники, поэты.

НА СМЕРТЬ ГОСПОДИНА КОРНЕЛИСА ПИТЕРСА ХОФТА, [251]

досточтимого члена Совета и бургомистра широкопрославленного торгового города Амстердама, блаженно усопшего в первый день 1626 года.

Пусть не колокола, но пени горожан

Того в последний путь сопроводят, кто вдовам

И сиротам всегда на редкость образцовым

Был покровителем, свой уважая сан.

Пусть мантия того, кто презирал обман,

На клиросе висит свидетельством суровым[252],

Что добродетель чтит свое с господним словом

Единство, а отнюдь не собственный карман.

Рыдай, о Амстердам! Скончался муж, который

10 Всю жизнь был для тебя надежнейшей опорой.

Кем заменить того, чей дом теперь в раю?

И все же, гордый град, гордись, гордись по праву —

Как некогда Катон умножил Рима славу,

Так благородный Хофт умножил и твою!

НОВАЯ ПЕСНЯ РЕЙНТЬЕ-ЛИСА [253]

На мотив: "Аренд Питер Гейзен..."

I

Запел пройдоха Рейнчик,

Запел на новый лад:

Уж если есть портвейнчик

В бокалах бесенят,

При них и этот гад.

Почто, прохвост, повесил хвост[254],

Поджал его под зад?

II

Отменнейшею курой

Почтили небеса

10 Наш Амстердам понурый, —

Ну, чем не чудеса,

И это ль не краса,

И что мудрей, чем власть курой?

Да, ну а что — лиса?

III

Считалась та наседка

За важное лицо:

Златое — и нередко! —

Несла она яйцо.

Народ тянул винцо,

20 Текла река из молока,

Любой жевал мясцо.

IV

Но Рейнчик морду лисью

Решил явить и там,

И тут же двинул рысью

В беспечный Амстердам,

И приступил к трудам;

Созвал народ — и ну орет:

"Я вам совет подам!

V

Не быть бы вскоре худу!

30 Вам всем грозит беда!

Вы что же за паскуду

Пустили в сень гнезда?

Горите со стыда!

Я вас навек, — Рейнтьюля рек, —

Спасу, о господа!"

VI

Надзорщик, глупый малый[255],

Все выслушал всерьез, —

Он, взор напрягши вялый,

Порой видал свой нос

40 И мнил: "Рейнтьюля — гез!"[256]

"Ты славно скис!" — подумал лис, —

"Закроем же вопрос".

VII

Лис бедной птахе глотку

Немедля разорвал

И курью плоть в охотку

Терзал и раздавал,

И люто ликовал,

Народ, как встарь, глодал сухарь,

А Рейнтье — пировал.

VIII

50 Но с голоду, поди-ка,

Народ, не залютей;

Деревня взвыла дико:

"О, тысяча смертей

На лисовых детей!

Мы все в беде! Где ж кура, где?

Ни мяса, ни костей!"

IX

Заслыша рев мужичий,

Оскалил Рейнтье пасть:

"Блюдите свой обычай!

60 Теперь — лисичья власть,

Я править буду всласть,

Чтоб мой сынок доспел бы в срок

В начальники попасть!"

X

При сих речах Рейнтьюли

Глаза мужик протер,

И взвыл: "Меня надули!

Да это просто вор!

Невиданный позор!

Ох, и задам да по мордам —

70 Пускай не мелет вздор!"

XI

Тогда дошло до дяди,

Что он не ко двору,

И он, спасенья ради,

Убрался подобру:

Залез в свою нору

И начал пить, чтоб утопить

В вине свою хандру.

XII

Но спрячешься едва ли

На самом дальнем дне:

80 Над ним нужду справляли

Все кобели в стране.

Лис возрыдал к жене,

Она ж ему: "Прилип к дерьму,

Не липни же ко мне".

XIII

Тому, кто лис по крови, —

Не верьте чересчур:

Пусть прячется в дуброве

Стервец, крадущий кур, —

Будь рыж он или бур;

90 Прочь словеса — живет лиса

В любой из лисьих шкур!

Пускай поет колоратуру,

Но поначалу снимет лисью шкуру.

РАЗВРАТНИКИ В КУРЯТНИКЕ [257]

(в сопровождении роммелпота)

Чтоб нечто лакомое съесть

И в лужу все-таки не сесть.

Мартен, друг мой и соратник [258],

Начинай свою игру,

К ней слова я подберу,

Растревожу весь курятник.