Трагедии - [19]

Чтоб вражьим армиям не дать малейшей форы.

Теперь построились мятежные войска

Оборонительно. Так сокол в облака

Легко возносится, сверкая опереньем,

Пока узнать его сумеют слабым зреньем

1840 Коростели в полях и цапли на лугу —

Не им противостать подобному врагу!

Пусть цапли жалкие, собравши войско птичье,

Ждут битвы клювом в клюв, — но сверху вниз к добыче

Летит победный враг, как камень из пращи.

Рафаил

Спасенья, Люцифер, ты боле не ищи.

Сопротивление отныне бесполезно,

Нет пристани тебе: дымящаяся бездна

Трясиной жадною зияет пред тобой.

Уриил

Под нами вражий строй округлою скобой

1850 Иль полумесяцем лежал, остря оружье;

Все было зримо нам сие полуокружье,

Прегордо реяли над коим знамена:

Враг был величествен, как некая стена,

В броню отдетая, — открытый нашим взорам,

Вися над воздухом, невидимым упором, —

Сияли шишаки, кирасы и мечи;

Враг был как облако, в которое лучи,

Рождая радугу, вонзаются светилом.

Господень строй летит орлом золотокрылым

1860 Над лютым ястребом, — орлу недорога

Честь истребления надменного врага,

Который жмется вниз в безумной обороне, —

Орла ярит мечта о горестном уроне,

Что когти нанесут его, и верный клюв,

Султан с главы врага безжалостно рванув.

И вот черед настал — трехгранною горою

С высот низринуться божественному строю:

Так водопад крушит скалы полночных стран,

Чудовищем ревет, отвагой обуян,

1870 В ущелье клокоча кремнистом и глубоком;

Каменья и стволы свергаются потоком,

Трепещут берега: воистину страшны

Несомые водой стволы и валуны

Всему недвижному. Наш вождь секирой верной

Над полумесяцем взмахнул — и жижей серной

Растекся строй врага, кроваво-голубой.

Вопль в воздухе повис, и мы рванулись в бой.

Все менее основ у вражеской гордыни,

Разломлен лунный серп, разрезан посредине;

1880 Он перенапряжен, — столь согнут каждый рог,

И будет через миг ему ничто не впрок,

Коль помощь не придет в сей схватке рукопашной

Прегордый Люцифер на колеснице страшной

Старался каждый миг явиться всем, везде,

Чтоб утешение подать бойцам в беде.

Их убедить, что есть надежда, и большая,

Победу одержать. Рубя и сокрушая,

Несется он, — грызут поводья, осмолов,

И голубой дракон, и беспощадный лев.

1890 Которыми рука бестрепетная движет;

Один, рыча, когтит, другой же — ядом брызжет,

Язык раздвоенный шлет гибель и чуму,

Все там, где он дохнет, скрывается в дыму.

Рафаил

Уместно б вам тогда удвоить мощь удара.

Уриил

Господне знамя враг повергнуть хочет яро,

Его слепящее сиянием, — оно

Господним именем недаром почтено.

Сверканью оного завидуя, быть может,

Он рубит и крушит, кромсает и ничтожит,

1900 И надо всем висит его ужасный клик.

Но на его пути встает Архистратиг,

Подобно Божеству, — и слышится над миром:

Утишься, Люцифер, штандартам и секирам

Пасть предо мной во прах немедля прикажи,

Уйми приверженцев богопротивной лжи

И дальше ни на шаг зайти уже не пробуй.

Однако Архивраг с удвоенною злобой

Секирой продолжал греметь в алмаз щита

Господнего, не вняв, сколь велика тщета

1910 На Бога восставать, — трикраты шел к бесчестью,

Покуда Божией настигнут но был местью.

Секира страшная распалась на куски,

И прогремел удар карающей руки:

Сверкнула молния небесного закала,

Слепя мятежника сквозь шлем и сквозь забрало;

Его безжалостно разит Господень гнев,

Повозка рушится, а с ней — Дракон и Лев,

И сам хозяин их с позором в бездну кинут;

Мой меч пылающий из ножен тоже вынут,

1920 Чуть видит над собой его Аполлион —

Штандарт с Денницею тотчас бросает он;

Но адских полчищ тьмы сбегаются по клику,

Пытаясь оберечь сраженного владыку;

Здесь — грозен Вельзевул, там — страшен Велиал;

Хоть сломлен лунный серп, Наместник в бездну пал.

Но в том паденье нет мятежникам науки:

Берет Аполлион командованье в руки,

Встают чудовища когортой боевой:

Безбожный Орион [61] изрыгивает вой

1930 Несносный и грозит дубиною, воспрянув;

Вокруг него — толпы ужасных великанов,

Медведицы Небес, восставши на дыбы,

Не собираются сдаваться без борьбы;

Во пятьдесят голов зияет Гидра ядом!..

Плодились ужасы в бою со мною рядом

Такие, что о них повествовать невмочь.

Рафаил

Хвалите Господа, величьте день и ночь!..

О как ты страшно пал, злосчастная Денница!

Каким тебя узреть мне, может быть, случится?

1940 Где красота твоя, которой ты сиял?

Уриил

Полярный, мнилось, мрак сиянье дня объял, —

Как по велению магического жезла

По низвержении — краса Врага исчезла:

Он грязью смрадною покрылся в краткий миг,

Ужасной мордою стал светозарный лик,

Уста ощерились клыкастой пастью зверской,

Конечность каждая предстала лапой мерзкой,

Щетиной черною вся кожа обросла,

Взметнулись жуткий драконовы крыла;

1950 Он тот, кто властвовал столь гордо, столь надменно,

Собою семь зверей явил одновременно [62]:

Сейчас казался он в обличье таковом

Прожорливой свиньей; высокомерным львом;

Ослом во лености; драконом в злобе рьяной;

Горящей похотью двуснастной обезьяной;

Гневливый носорог здесь был, и, наконец,

Еще виднелся волк, безжалостный скупец.

Былой владыка стал мишенью для проклятий

И Бога, и людей, и Ангелов — собратий,

1960 И жуткий лик того, кто падал в пустоту,

Был весь в испарине, в дымящемся поту.

Рафаил

Навек наука тем, в ком нет Господня страха.

А что Аполлион?

Уриил

Он был свидетель краха

И в бегство ринулся, как загнанная дичь, —