Трагедии - [78]

Разбилась вдребезги о камни колесница.

Запутался в вожжах несчастный Ипполит.

Упряжка мчится вдаль и за собой влачит

Возничего. Коней сдержать он хочет криком,

Они еще быстрей несутся в страхе диком.

И скоро юноша стал раною сплошной.

Наш вопль потряс холмы!.. И бег свой роковой

Смиряют скакуны, теряющие силы,

У храма древнего, где царские могилы.

Бегу, хотя нет сил, хотя дыханья нет...

За мною — свита. Нас ведет кровавый след:

Кровь пятна яркие оставила на скалах,

Колючие кусты — в соцветьях капель алых.

Бегу к нему, зову — и слышу слабый стон.

Открыв на миг глаза, мне руку подал он.

"Богами, — он шепнул, — наказан без вины я.

Друг, пусть в тебе найдет опору Арикия.

Когда опомнится разгневанный отец,

Когда с раскаяньем увидит наконец,

Что на меня возвел напрасно обвиненье,

То пусть, дабы мой дух нашел успокоенье,

Вернет он пленнице..." Смолк. С помертвелых губ

Слетел последний вздох: в моих руках был труп,

Труп, столь истерзанный, — ужасная картина! —

Что в нем и сам отец не распознал бы сына!

Тесей.

Мой сын! Преемник мой! Он сгублен мной самим!

Как страшен гнев богов, как неисповедим!..

Увы, какая скорбь, терзания какие

Мне суждены!..

Терамен.

И тут явилась Арикия.

Бежала от тебя она за ним вослед,

Их должен был связать супружеский обет.

Она спешит к нему, гонимая любовью,

И вдруг — на залитой дымящеюся кровью

Траве (о, зрелище!) — простертый Ипполит!

Несчастная на труп испуганно глядит...

Возлюбленного в нем не распознав, не веря,

Что невозвратная понесена потеря,

Она его зовет... Увы, напрасен зов!

И, побелев как мел и упрекнув богов

Исполненным тоски невыразимой взглядом,

Царевна падает без чувств с любимым рядом...

Исмена, вся в слезах, осталась с нею там,

Чтоб к жизни возвратить ее, — верней, к скорбям.

А я, проклявший жизнь и солнце золотое,

Пришел оповестить о гибели героя

И рассказать тебе, могучий властелин,

О чем в последний миг тебя просил твой сын...

А вот и враг его безжалостный — царица!

«Федра», д. V, явл. 6. Гравюра Флипара по рис. Жака де Сэв.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Тесей, Федра, Терамен, Панопа, стража.

Тесей.

А!.. Торжеством своим желаешь ты упиться!

Погиб мой первенец! Погиб в тот самый миг,

Когда я пожалел... Когда в душе возник,

Увы, бесплодный страх, что суд мой был поспешным.

Ликуй же! Умер он. Виновным иль безгрешным?

Не знаю, да и знать теперь мне ни к чему.

Я обвинил его по слову твоему.

Довольно, что о нем всю жизнь скорбеть я буду,

А разбирательство послужит только к худу:

Я сына не верну — лишь горше будет мне,

Когда всплывет наверх сокрытое на дне.

Прочь от тебя, от стен, причастных к преступленью!

От стен, где будет он витать кровавой тенью!

Бежать!.. Но эта тень последует за мной!

О, если бы скорей покинуть мир земной!

Я сына осудил поспешно и неправо.

Все тяготит меня, все мучит — даже слава!

Будь неизвестен я, я спрятаться бы мог.

Божественный Олимп! Как ты ко мне жесток!

Суля мне милости, привел ты к краю бездны.

Зачем взывать к богам? Моленья бесполезны.

Осыпь они меня хоть тысячами благ,

Того, что отняли, не возместят никак.

Федра.

Тесей, преступное молчанье я нарушу.

Неправда мне давно обременяет душу.

Невинен был твой сын.

Тесей.

О, горе! Горе мне!

Но сына проклял я, доверившись жене!

Убийца!.. Или мнишь ты получить прощенье?..

Федра.

О, выслушай, Тесей! Мне дороги мгновенья.

Твой сын был чист душой. На мне лежит вина.

По воле высших сил была я зажжена

Кровосмесительной неодолимой страстью.

Энона гнусная вмешалась тут, к несчастью.

Боясь, что страсть мою отвергший Ипполит

О тайне, что ему открылась, не смолчит,

Она отважилась (уговорив умело

Меня ей не мешать) на ложь. И преуспела.

Когда же я ее коварство прокляла, —

Смерть — слишком легкую — в волнах она нашла.

Могла б я оборвать клинком свои мученья,

Но снять с невинного должна я подозренья.

Чтоб имя доброе погибшему вернуть,

Я к смерти избрала не столь короткий путь.

И все ж кончается счет дням моим унылым:

Струится по моим воспламененным жилам

Медеей некогда нам привезенный яд[236].

Уж к сердцу подступил ему столь чуждый хлад,

Уж небо и супруг, что так поруган мною,

От глаз туманною закрыты пеленою, —

То смерть торопится во мрак увлечь меня,

Дабы не осквернял мой взор сиянья дня... (Падает.)

Панопа.

Мертва!..

Тесей.

Но не умрет, увы, воспоминанье

О совершившемся чернейшем злодеянье.

О, мой несчастный сын! Злой рок его унес.

Пойдем! Кровавый труп омою ливнем слез

И жертву моего злосчастного проклятья

С раскаяньем приму в отцовские объятья...

Он будет погребен, по праву, как герой,

А я, чтоб дух его себе нашел покой,

Ко всей ее семье забыв вражду былую,

Его избранницу почту за дочь родную.

Гофолия [237]

(пер. Ю.В.Корнеева)

Предисловие

Общеизвестно, что царство Иудейское сложилось из двух колен — Иудина и Вениаминова, тогда так десять остальных, восстав против Ровоама, образовали царство Израильское[238]. А поскольку цари иудейские были из дома Давидова и по разделу им достался город Иерусалим с храмом, все священники и левиты[239] примкнули к ним и неразрывно связали себя с ними, что вполне понятно: после постройки храма Соломоном совершать жертвоприношения в других местах было запрещено, и все прочие алтари, воздвигавшиеся на горах, а потому именуемые в Писании «высотами», считались неугодными господу. Таким образом, богослужение могло отправляться по закону только на земле колена Иудина. Области же десяти колен были, за редкими исключениями, населены либо язычниками, либо схизматиками.