Трагедии - [77]

Не унаследовал он ненависть твою.

Царевич притеснять не станет невиновных.

Тесей.

Не расточал ли он тебе речей любовных?

Его слова — обман, обеты — звук пустой.

Знай: о любви твердил он не тебе одной.

Арикия.

Он, государь?

Тесей.

А ты поверила? Напрасно.

Иль ты его любовь делить с другой согласна?

Арикия.

И ты позволил, царь, чтоб злая клевета

Чернила эту жизнь, что так ясна, чиста?

Ужель, в тенетах лжи запутавшись жестоко,

Не отличаешь ты невинность от порока?

Ведь чистота его, как солнце, всем видна,

И скрыта тучами лишь от тебя она.

Не перестану, царь, рыдать и заклинать я:

Не верь клеветникам! Сними с него проклятье!

Страшись, чтоб небеса, враждебные тебе,

Не вняли тотчас же безжалостной мольбе,

Чтоб жертвой ты не стал своей же злобы ярой:

Нередко дар богов бывает божьей карой.

Тесей.

Я убеждаюсь в том, как ловок Ипполит.

Ты мнишь спасти лжеца? Любовь тебя слепит,

Не различаешь ты порок и добродетель.

Есть доказательства, есть не один свидетель.

Я видел — видел сам! — потоки горьких слез.

Арикия.

Ах!.. Многим тварям злым, царь, головы ты снес,

Но все ж судьба спасла от грозного Тесея

Одно чудовище... Сказать тебе яснее

Я не вольна: твой сын решил щадить отца,

Я предала б его, сказав все до конца.

Напрасны были бы твои все настоянья:

Беря с него пример, я сохраню молчанье.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Тесей.

Тесей.

Что б это значило? Загадочная речь!

Задумала меня на ложный след увлечь?

Ужель они меня обманывают оба?..

Но гаснет гнев во мне, и остывает злоба,

И жалость робкая свой голос подает.

Да!.. Все ли я узнал? И все ли взял в расчет?

Сомнения меня волнуют непривычно...

Энону надобно мне допросить вторично,

Узнать в подробностях, что совершилось тут,

Эй, стража!.. Пусть ко мне Энону приведут.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Тесей, Панопа

Панопа.

О царь! Не знаю, что задумала царица,

Но будь настороже: боюсь, беда случится.

В неописуемом отчаянье она.

Черты искажены, как смерть она бледна.

Энону прогнала. Та вне себя от горя

Погибель обрела в несытой бездне моря,

Быть может, поплатясь за некую вину.

Но тайна канула в морскую глубину.

Тесей.

Что слышу?

Панопа.

Эта смерть не принесла царице

Успокоения. Ее душа томится.

То прижимает вдруг она к груди своей,

Слезами исходя, малюток сыновей,

То в исступлении, с безмерною тоскою

Отталкивает их дрожащею рукою.

Не ведает, куда свой направляет шаг.

В невидящих ее глазах — могильный мрак.

Три раза написать послание пыталась,

Но лишь начав, рвала... О царь! Яви к ней жалость!

Иди к ней! Гибельный уж недалек исход!

Тесей.

Энона умерла, и Федра смерти ждет.

Что думать должен я теперь об Ипполите?

Эй!.. Сына моего скорее позовите!

Пусть оправдается. Я выслушать готов.

Тесей (один).

О Посейдон! Молю, на мой откликнись зов!

Свое жестокое свершить благодеянье

Не торопись! Забудь о злом моем желанье!..

Я легковерен был, спешил... И в страхе жду...

Не сам ли на себя накликал я беду?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Тесей, Терамен.

Тесей.

А, Терамен! Но где мой сын? Ты, верно, прячешь

Питомца своего? Но что это, — ты плачешь?

Где сын?..

Терамен.

Любовь к нему слышна в словах твоих.

Но слишком поздно, царь. Знай, — нет его в живых!

Тесей.

О боги!..

Терамен.

Пред тобой свидетель безутешный.

Погиб прекраснейший! Окончил жизнь безгрешный!

Тесей.

Погиб... Уже к нему объятья я простер.

Но суд небесный был безжалостен и скор...

Скажи, какой удар обрушили стихии?

Терамен.

Оставив позади ворота городские,

Он колесницею в молчанье управлял,

И те немногие, кого с собой он взял,

Беря с него пример, безмолвствовали строго.

Была им избрана микенская дорога.

Он вожжи выпустил. Лихие скакуны,

Что были вскормлены, что были вспоены

Царевичем, его без слова понимали, —

Брели понурые, деля его печали.

Вдруг вопль чудовищный средь мрачной тишины

Раздался — из морской возник он глубины.

И только этот вопль потряс морское лоно,

Послышалось из недр земли подобье стона.

От страха в жилах кровь застыла у людей,

И грива вздыбилась на шеях у коней.

А море между тем пузырилось, вскипая,

И вдруг на нем гора возникла водяная.

На берег ринувшись, разбился пенный вал,

И перед нами зверь невиданный предстал:

Зверь с мордою быка, лобастой и рогатой,

И с телом, чешуей покрытым желтоватой.

Неукротимый бык! Неистовый дракон!

Сверкая чешуей, свивался в кольца он

И берег огласил свирепым долгим ревом.

Застыли небеса в презрении суровом,

Твердь вздрогнула, вокруг распространился смрад,

И, ужаснувшись, вновь отпрянула назад

Волна, что вынесла чудовище из моря.

С неодолимою опасностью не споря,

Ко храму ближнему все кинулись толпой.

Но он, героя сын, сам истинный герой,

Остановил коней и твердою рукою

Метнул свое копье, да с силою такою,

Что не могла спасти дракона чешуя.

Из раны хлынула кровавая струя,

Зверь с воплем ярости, для слуха нестерпимым,

Пал под ноги коням, дохнув огнем и дымом.

Страх сверхъестественный тут обуял коней.

Они, не слушаясь ни слова, ни вожжей,

Рвались из упряжи. Царевич своевластно

Пытался их смирить, но все было напрасно, —

Лишь пена падала кровавая с удил

(Есть слух, что некий бог копьем их горячил).

И, удивляя всех галопом небывалым,

Помчались скакуны по рытвинам и скалам...

Держался Ипполит, но вдруг — сломалась ось!..

О, горе! О, зачем узреть мне довелось

Тот ужас, что теперь мне вечно будет сниться!