Трагедии - [50]

Вы правите страной богатой и цветущей;

Течет в вас кровь богов[169], и браком Гименей

С Олимпом вашу связь[170] скрепил еще сильней;

И, в довершение, среди героев главный,

Бестрепетный Ахилл, воитель достославный,

Желает вашу дочь супругою назвать

И, Трою покорив, там свадьбу пировать.

Флот двадцати царей у вас в повиновенье,

И стоит первому Борея дуновенью

Наполнить кораблей могучие крыла,

Чтобы победа вновь вам лавры принесла.

У всех встречаются препятствия порою.

Да, небывалый штиль мешает нам, не скрою;

Три долгих месяца нас сковывает он

И преграждает путь судам на Илион.

Но все мы — смертные, и нами боги правят;

Надеюсь, что и здесь они нас не оставят.

Однако... Государь, вы плачете? О чем?

В руках у вас письмо. Что сообщают в нем?

Печального оно уж не таит ли смысла?

Над вашими детьми опасность вдруг нависла

Иль над супругою? Что с ней? Я трепещу...

Агамемнон.

Нет, нет, ты не умрешь! Нет, я не допущу!

Аркас.

О боги!

Агамемнон.

Получив известие такое,

Любой отец, мой друг, лишился бы покоя!

Аркас, ты помнишь день, когда мои суда

Все вместе собрались, чтоб дружно плыть сюда,

И ветер, паруса на мачтах надувая,

Гнал корабли вперед, к победе призывая?

Уже мы видели противников своих,

Мы в бой рвались. Но вдруг попутный ветер стих,

И стали корабли. Отваги гневной полны,

Гребцы хоть веслами пытались вздыбить волны —

Увы, напрасный труд! Среди недвижных вод

Стоял беспомощный и неподвижный флот!

Пытаясь объяснить, что значит чудо это,

Мы с братом у богов пришли просить совета,

Но то пророчество, что жрец нам произнес,

Не в силах и сейчас я повторить без слез.

"Знай, коль стремишься ты к победе вожделенной:

Лишь юной девы смерть, в чьих жилах кровь Елены,

Откроет, славный царь,

На Трою путь судам прямой и невозбранный.

Кровь Ифигении да обагрит Дианы

Божественный алтарь!"

Аркас.

Кровь вашей дочери?

Агамемнон.

Сколь был я потрясен,

Ты понимаешь сам. Как будто жуткий сон

Меня оледенил. В отчаянье бездонном

Предался я слезам, проклятиям и стонам.

Свет для меня померк. Я был уже готов,

Рискуя головой, ослушаться богов,

Вступить в борьбу с судьбой, коварной и превратной,

И войско тотчас же отправить в путь обратный.

Но тут Улисс явил свой осторожный нрав:

Он говорил сперва, что я бесспорно прав,

Дал мне излить в словах пыл первого порыва,

А после речь повел хитро и терпеливо

О том, что греческий подвластный мне народ,

Избрав меня царем, себе награды ждет.

Дочь тяжко отдавать, — сказал он, — но и всею

Элладой для нее я жертвовать не смею,

И мне ли, позабыв победы и бои,

Бесславно стариться в кругу своей семьи!

Тут, — признаюсь, Аркас, — решил я, что не вправе

О долге забывать, о чести и о славе.

Бездействующий флот на зеркале морей,

И судьбы Греции, и сан царя царей,

И гордость — странно все в моей душе смешалось

И пересилило родительскую жалость.

Я уступил и, хоть мучительно страдал,

На жертву страшную свое согласье дал.

Но и приняв — увы! — столь тяжкое решенье,

Осуществить его нельзя без ухищренья:

Дочь вырвать надо нам из материнских рук

Так, чтоб не вызвать в ней сомненье иль испуг.

Тут мысль одна меня внезапно осенила —

Ей написать письмо от имени Ахилла.

И вот тогда я дочь в Авлиду пригласил,

Ей изложив в письме, что ждет ее Ахилл,

Чтоб с нею в брак вступить перед осадой Трои.

Аркас.

Ужели вам навлечь не страшно гнев героя?

Иль мните вы, что он, славнейший из людей,

Смолчит, увидев смерть возлюбленной своей,

И ваш обман с письмом не примет за бесчестье?

Агамемнон.

Нет, но к его отцу пришло тогда известье,

Что на него идет соседей дерзких рать,

И первенца Пелей послал врагов прогнать.

Я думал, что, пока поход Ахилла длится,

В Авлиде без него успеет все свершиться,

Но уж таков Пелид, что, на мою беду,

Он недругов, как вихрь, сметает на ходу.

Он их разбил шутя, и не успели вести

О том дойти до нас, как сам он — здесь, на месте!

Но даже не Ахилл сейчас меня страшит,

А то, что дочь моя к погибели спешит.

Она, в неведенье счастливом пребывая,

Летит к своей любви; в Авлиду прибывая,

Ждет встречи с женихом и брачного венца

И, может быть, за все благодарит отца!

Я ж, зная, что жену и дочь увижу вскоре,

Дрожу от ужаса, от боли и от горя;

Любимое дитя мне бесконечно жаль,

и нестерпимая гнетет меня печаль.

Но нет, не верю я, что боги в самом деле

К убийству дочери меня склонить хотели,

И если на нее я руку подниму,

То кара страшная грозит мне самому.

Слова оракула — всего лишь испытанье:

Не могут небеса принять ее закланье!

Ты предан мне, Аркас. Теперь нас всех спасти

Способен ты один. Скорее к ним лети.

Есть опыт у тебя, и хитрость, и терпенье.

Вручая им письмо, не пожалей уменья,

Чтоб их остановить и воротить назад.

О том, какие им опасности грозят,

Не говори, но сам не упускай из виду,

Что стоит дочери ступить ногой в Авлиду —

Она обречена: здесь бдительный Калхас[171]

Бедняжку оторвет безжалостно от нас.

Ахейцы за жрецом всегда идут послушно,

И эту казнь они допустят равнодушно,

А видя, что я дочь жрецу не отдаю,

Они взбунтуются и свергнут власть мою.

Пойми, что ты меня от многих бед избавишь,

Коль осторожность, ум и рвение проявишь.

Итак, немедля в путь! И помни об одном:

Про нашу тайну знать должны лишь мы вдвоем.

У Ифигении пусть мысль не возникает,