Трагедии - [43]

Антиох.

Что ж, я, по-твоему, виновник гнусных дел?

Береника.

Не знаю! Слишком ты уж этого хотел.

Виновен ты иль нет — клянись любой святыней! —

Но не дерзай ко мне приблизиться отныне! (Фойнике.)

Мне слишком тяжело, и ты со мной побудь.

Как страстно я себя пытаюсь обмануть!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Антиох, Аршак.

Антиох.

Я не ослышался, Аршак? Предстать пред нею

И приближаться к ней отныне я не смею?

Я не приближусь, нет. Да я ведь уезжал,

И только Тит меня насильно удержал.

Что ж, ехать нам пора, и надо торопиться.

Совсем меня сразить надеялась царица,

А легче стало мне. Я сердцем был смятен,

Я ревновал, я был неистово влюблен,

Теперь, словам ее безжалостным послушный,

Я, может быть, Аршак, уеду равнодушно.

Аршак.

Нет, уезжать тебе не следует сейчас.

Антиох.

Чтоб выносить ее презренье каждый раз?

Тит к ней остыл, а мне в ответе быть за это?

Он виноват, а мне обиды и запреты?

И как же горький гнев ее несправедлив:

Я — гнусный лицемер, я недостойно лжив;

Тит верен ей, а я, мол, выдумщик коварный!

Как можно быть такой слепой, неблагодарной!

И это в миг, когда я, не жалея сил,

За постоянство чувств его превозносил;

Когда со рвением, быть может и чрезмерным,

Страдающим его изображал и верным!

Аршак.

Зачем ты, господин, терзаешься? Дай срок —

И в берега войдет разлившийся поток.

Неделя, месяц ли — он схлынет неизбежно.

Останься.

Антиох.

Нет: порвать я должен безнадежно.

Не то, боюсь, начну ей снова сострадать.

Все мне теперь велит не медлить и не ждать —

Честь и покой души. Хочу быть там, далеко,

Где мне напоминать не станут о жестокой.

Мы завтра отплывем, и время есть у нас,

Жду во дворце тебя. А ты узнай сейчас,

Не слишком ли, Аршак, ей непосильно горе,

Чтоб хоть за жизнь ее мне быть спокойным в море.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Береника.

Береника.

Фойника не идет. Терпенье истекло,

А время медленно течет и тяжело!

В тревоге я мечусь, как раненая птица, —

Хоть силы нет в ногах, на месте не сидится,

Фойника не идет! А ведь давно пора,

И это — чувствую — мне не сулит добра!

Но, разумеется, я тщетно жду ответа:

Неблагодарный Тит — способен он на это —

Решил не говорить, не слушать ничего.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Береника, Фойника.

Береника.

Фойника, милая, ты видела его?

И что же, он придет?

Фойника.

О том, как ты несчастна,

Ему сказала я, и предо мной напрасно

Он слезы сдерживал, волнуясь и дрожа.

Береника.

Но он придет?

Фойника.

Придет — поверь мне, госпожа.

Но плакать перестань и овладей собою.

Позволь мне, грудь твою и плечи я прикрою,

И волосы тебе поправлю, подниму.

Неужто хочешь так явиться ты ему?

Дай слез твоих следы я удалю, царица.

Береника.

Оставь! Вина его — так пусть же насладится

Он этим зрелищем. Не нужно мне прикрас,

Когда мои мольбы и слезы этих глаз...

Что слезы? Если он, и чувствуя, и зная,

Что для меня — конец разлука наша злая,

Мне не вернет себя, так что ему до них,

До этих слабых чар, до прелестей моих?

Фойника.

К чему, владычица, неправые укоры?

Но вот за дверью шум шагов и разговора.

То — цезарь. Госпожа, вернись к себе скорей,

Чтоб с Титом встретиться не на глазах людей.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тит, Паулин, свита.

Тит (Паулину).

Пойди и успокой царицыну тревогу:

Я к ней сейчас иду. Но мне побыть немного

Здесь надо одному.

Паулин (в сторону).

 Молюсь, чтоб в этот час

Высокий суд богов и честь отчизны спас,

И славу римскую.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Тит.

Тит.

Так что же, Тит злосчастный?

Ведь Береника ждет. А ты придумал ясный

Безжалостный ответ? Чтоб устоять в борьбе,

Найдешь достаточно жестокости в себе?

Здесь слишком мало быть и стойким, и суровым —

К слепому варварству отныне будь готовым!

Смогу ли выдержать сегодня томный взор,

Что проникать умел мне в сердце до сих пор?

Когда ее глаза, горящие слезами,

С моими встретятся смущенными глазами,

Скажу ли этому печальному лучу,

Что видеть я его отныне не хочу?

Я должен поразить то сердце, что любимо

И любит. Почему? Зачем? Во имя Рима?

Но разве высказал свое решенье Рим,

И слышен гул его перед дворцом моим?

И разве он сейчас попал в беду такую,

Что этой лишь ценой его спасти могу я?

Все тихо. Только я в отчаянье мечусь

И без нужды беду приблизить тороплюсь.

А если, зная ум и сердце Береники,

Ее за римлянку признает Рим великий

И выбором своим мой выбор освятит?

Нет, нет, не торопи своих решений, Тит!

А вдруг великий Рим найдет, что совместима

Высокая любовь с законом строгим Рима?

Но что я? Где живу? Откуда этот бред?

Ведь ненависть к царям у римлян с детских лет,

Она у них в крови, все никнет перед нею,

И страха, и любви она для них сильнее.

Твою царицу, Тит, изгнав царей своих,

Отвергли римляне. Ты слышал голос их:

Когда возлюбленной и, может быть, невесте

Ты в Рим явиться дал почти с собою вместе,

Тебя корил народ и, что важней всего,

Поддержку находил у войска твоего.

Что ж! Зову разума упорно непослушный,

Отдай себя любви! Ты можешь, малодушный,

С царицей нежиться в чужом тебе краю,

Вручив достойнейшим империю свою!

Но разве это то, что совершить пристало.

Чтоб память обо мне в веках не угасала?

Семь дней на троне я, а помыслы свои

По-прежнему стремлю не к славе, а к любви.

Да, Тит, какой отчет давать мы нынче будем?

Где благоденствие, что посулил я людям?

Чьи слезы осушил? И в чьих глазах узрел

Признательность за все, что совершить успел?